Непростая простая жизнь, глава седьмая (четверг)

[Syringa aka Day]

День седьмой, четверг
*************
Запись в блоге:
Снова четверг.
Снова суетный, бесконечный день.
Один из многих и совершенно особенный.
П.С. Молоко!! Купить, наконец, молоко!
*************

Открыв дверь в комнату Шерлока, Джон не выдержал и тихо застонал сквозь стиснутые зубы. Он видел это каждый день и давно уже успел привыкнуть к тому, что комната Шерлока – это всегда комната Шерлока, не зависимо от того, где они сейчас живут, дома ли хозяин и сколько времени прошло с того момента, как Джон убирался в ней последний раз. Он привык и даже в бесконечном хаосе вещей начал видеть определенный порядок.
Почему вешалка со школьной формой висит на крюке для люстры? Потому что это единственное место в комнате, где форма точно не помнется. Шкаф? Шкаф уже полгода как претерпел необратимую трансформацию – был обклеен изнутри специальной бумагой, и теперь Шерлок проводит в нем опыты, для которых необходима полная темнота. Так что когда он увлечется проявлением пленок, например, останется только провести туда освещение и лаборатория готова.
Хорошо хоть, он не тронул комод – пока еще было, где хранить носки и рубашки. Впрочем, в нижних ящиках лежали совсем другие вещи. Например, двадцать семь медных шариков, скрученных Шерлоком со спинок старых кроватей, видимо, вывезенных на свалку металлолома из детского лагеря. Они на этой свалке искали запчасти для робота, очередной задумки младшего, а набрели на кровати и старый музыкальный автомат. Эти шарики терроризировали их дом почти неделю, обнаруживаясь везде, где только можно. Они раскатывались по полу, порой среди ночи с громким бум-бум-бум падали со ступеньки на ступеньку, оказывались под ногой, под креслом, под диванной подушкой, в холодильнике, в стиральной машине, в Джоновом рюкзаке, в банке кофе. Однажды ночью, дождавшись, когда Шерлок уснет, старшие представители семьи Ватсонов-Холмсов переглянулись и, не сговариваясь, принялись отыскивать проклятые шарики, заглядывая во все доступные и недоступные места. Им потребовалось почти три часа, чтобы их собрать, дважды пересчитать, запереть в старой коробке для инструментов и забросить коробку на середину небольшого пруда в парке неподалеку. Возвращались они с этой «боевой операции» ужасно довольными собой, в полной уверенности, что сделали все возможное. Правда спустя пару дней, укладывая в комод выглаженные пижамы, Джон снова обнаружил их и даже головой потряс, глазам своим не веря, однако заострять внимание не стал: пока шарики мирно перекатываются по дну ящика, блестя медными боками, их дом в безопасности, но пусть только попробуют отсюда выбраться…
Форма могла висеть на крюке для люстры еще и потому, что самой люстры не было. То есть, она, конечно, была, когда они переехали. Но уже на следующий день Шерлок, сопя, выметал из комнаты осколки, а Джон, высунув от усердия кончик языка, придумывал Три Великих Правила, благодаря которым их жизнь несколько упорядочилась, а спальня Шерлока могла продолжать выполнять свои прямые функции. 1) Никаких диких животных (птиц, рыб, насекомых) ни в живом, ни в мертвом состоянии!! Впрочем, как показало время, формулировка оказалась неточна – против домашних животных Джон тоже возражал, но вносить поправки было уже поздно. 2) Никаких опытов, результат которых ты не обдумал трижды!! (Да, если под определенным углом и с определенной силой бросить мячик о стену, он, стукнувшись о стену, дверь, шкаф и пол, сможет попасть в люстру, но это можно было проверить и другим способом!!). И последним он внес пункт, против которого Шерлок возмущался больше всего: 3) Родитель оставляет за собой право выкинуть из комнаты любой хлам без объяснения причин.
Именно этим пунктом он и собирался сейчас воспользоваться, потому что пять минут назад, когда они закрыли дверь за мужчинами семьи Лестрейд, а часы на кухне пропищали дважды, сигнализируя наступление нового дня, Майкрофт сообщил о звонке из соцслужбы. К ним могли нагрянуть в любой момент, с часов, пожалуй, семи, а значит, у них не так много времени, чтоб привести все хотя бы в относительный порядок. Джон привычно взял на себя самое сложное и сейчас стоял на пороге комнаты сына, гадая, за что же взяться в первую очередь. Глаза разбегались и к горлу подступала паника, но он заставил себя успокоиться и сосредоточиться. В конце концов, он военврач, он убивал людей, он спасал людей, он сможет справиться с уборкой в спальне младшего сына.
Решительно выдохнув, Джон раскрыл большой мусорный пакет (в котором могли бы поместиться трое мужчин его комплекции, но и его явно будет недостаточно) и взялся за старую рыболовную сеть...

Закончили они генеральную уборку уже в четвертом часу. Дом был приведен в относительный порядок, и даже взыскательный взгляд Майкрофта не смог отыскать ничего, что заставило б социальную службу задуматься о лишении Джона опекунских прав.
За это время Шерлок успел прислать штук двадцать смс. Скучающих, ноющих, угрожающих, капризничающих, а Джон отвечал все время одно: «Ложись спать, буду позже». Лишь последнее сообщение, вежливое, но ужасно тоскливое: «Возвращайся поскорей», заставило его сказать: «Так, все, на сегодня хватит!» и, пожелав Майкрофту не проспать на уроки, помчаться в госпиталь.
В палате было темно, только зыбкий свет пробивался из коридора сквозь плотно закрытые жалюзи, да непогашенными лампочками светилась уже, слава богу, не нужная пациенту аппаратура.
Шерлок спал, сжавшись в клубок на краю постели. Сама его поза, все еще зажатый в руке телефон и скорбный излом рта говорили о том, что заснул он просто вымотавшись, и сон этот не приносит ему облегчения. Не следовало оставлять его одного так надолго, черт, Джон прекрасно знал, как сильно Шерлок ненавидит больницы. Больницы – это зависимость от взрослых, скука и одиночество – три самых злейших его врага.
Джон, аккуратно убрав телефон из детской ладони и положив его на тумбочку рядом, приобнял сына за плечи, переворачивая на спину, в более удобную позу, распрямил его скрюченные руки и ноги.
Шерлок чуть приоткрыл глаза и что-то невнятно пробормотал.
– Да, я вернулся, – расшифровал Джон и, откинув с его лба влажную прядь, прошептал: – Спи, я никуда больше не уйду.
Чуть причмокнув, Шерлок снова повернулся набок. Вглядевшись, Джон улыбнулся: морщинка меж бровей разгладилась, уголки губ приподнялись.
– Какой ты у меня еще маленький, – хмыкнул он, не удержавшись.
– Ничего подобного, – четко ответил Шерлок и снова заснул.

*************
Сладкой мечтой Джону снилось то время, когда он мог спокойно высыпаться по утрам. Кажется, это было еще в школе.
Потом был институт с вечной зубрежкой и посиделками до утра, когда сокурсники собирались, чтобы вместе подучить анатомию, а заканчивалось все встречей восхода где-нибудь на окраине Лондона в компании не менее пьяных юристов.
Далее были первые операции, пришло понимание своей значимости и ответственности, Джон перестал развлекаться и начал вкалывать. Он спал вполне достаточно, не выспавшийся хирург – плохой хирург, но снились ему все больше операции, да и вскакивал он даже в выходные по будильнику.
Даже когда он завершил обучение и получил на руки диплом – мало что изменилось.
Работа перестала ему сниться только в Афганистане, но и там он не спал – проваливался в темный зыбучий песок.
Потом было ранение, и мешала спать боль в плече.
Когда почти зажило плечо, вдруг заныла нога и начались кошмары.
Но жизнь потихоньку восстанавливалась, Ватсон снова начал мечтать о спокойном предутреннем сне, как судьба решила выкинуть очередной финт – он познакомился с Мери и ее сыновьями.
Теперь о спокойном сне он мог забыть надолго.
Собственно, с этой мыслью Джон и проснулся, протестующее застонав от невыносимой ломоты в теле. Вторая ночь в чертовом кресле, а ведь он уже не мальчик!
За окнами – серый, будничный лондонский рассвет… Сколько он проспал? Часа два-три? На постели бугор, будто от свернувшегося в клубок тела, но Джон уже давно не верил в подобные хитрости – если из-под одеяла не высовываются ни пятка, ни вихры, значит, и Шерлока под ним нет.
И похоже, именно его «не-присутствие» и разбудило. Или оно, или смска от Майкрофта. Нашарив в кармане телефон, Джон прищурился. «Отец Грега приглашает нас поиграть в пейнтбол в эту субботу. Где Шерлок, ты и сам знаешь».
Джон действительно знал. Не в ванной, не в кафе, и даже не в лаборатории. Он готов был поставить свою месячную зарплату, что младший сын сейчас обдумывает, каким способом проникнуть в морг.
Его желание во что бы то ни стало выяснить, что же случилось с тем мальчиком, Карлом Пауэрсом, было очевидным еще вчера. Джону удалось усмирить его любопытство, попросив подождать хотя бы до утра. Но утро наступило, и Шерлок, со свойственной ему целеустремленностью, ринулся на поиски ответов (Джон пошарил по карманам), прихватив с собой его ключ-карту.
И оставалось только надеяться, что Джон остановит сына раньше, чем он сунется туда, куда соваться десятилетнему ребенку действительно не следует.

Шерлок, уже переодевшийся в привезенные Джоном вещи, стоял в том же коридоре, где они вчера прижимались к стене, пропуская каталки с черными мешками. Но интересовал его вовсе не служебный вход в помещение – он смотрел в зеркальное окно, ведущее в комнату для посетителей, и на лице его застыла странная смесь эмоций: обиды, гнева, сострадания и чего-то более неопределенного, более глубокого, заставившего сердце Джона болезненно сжаться.
Он подошел ближе, глянул в окно.
– Это родственники Карла Пауэрса, – проговорил Шерлок очень ровным, странно неэмоциональным голосом. – Они оформляют бумаги, чтобы забрать тело.
Чужое горе, такое знакомое, казалось, просачивается сквозь стекло. Не так много времени прошло с тех пор, как они сами двигались медленно, словно под водой, с застывшими лицами, боясь посмотреть друг другу в глаза.
– Надо спросить их о кроссовках, вдруг они нашлись.
– Ты с ума сошел, какие кроссовки…
– Джон…
– Посмотри на них, ты думаешь, его родителям есть сейчас дело до какой-то обуви?
– Но иначе не узнать, что произошло!
– Их сын погиб – вот что произошло.
– Этого мало.
– Для них достаточно.
– Не передергивай мои слова! – рассерженно топнул Шерлок. – Они не знают, что произошло на самом деле, никто не знает! Утром в новостях сказали «несчастный случай… возможно, судорога…», но ведь это, скорее всего, не верно!
– Шерлок, у них горе, им сейчас нет дела до истины.
– Истина – всегда истина, есть до нее кому-то дело или нет! Это может быть убийство, нельзя просто проигнорировать это!
Джон рассерженно выдохнул, потерев рукою лицо. Возразить было нечего, но и пускать Шерлока к горюющим родственникам было нельзя.
– Хорошо. Я поговорю с помощником патологоанатома. Попрошу его осторожно уточнить у родственников, когда он будет отдавать вещи, нашли ли обувь. Его вопрос будет выглядеть вполне естественно. А ты стой здесь – и никуда ни шагу. И ни с кем не разговаривай. И ничего не делай.
– Хорошо, хорошо, я понял, – кивнул Шерлок, отдавая ему карточку-ключ и подталкивая в сторону дверей. – Иди давай.
Он остался стоять у окна, вглядываясь в лица незнакомых ему людей. И только когда Джон уже взялся за ручку, тихо спросил:
– Как ты думаешь, если б со мной что-то случилось… кто-нибудь бы вот так… переживал?
– А все-таки, ты идиот, – вздохнул Джон, открывая двери.

****************

Шерлок мерил шагами мостовую перед госпиталем, перешагивая через трещины и выбоины. Джон, сообщив ему информацию, занялся оформлением выписки и еще каких-то документов и попросил подождать в небольшом скверике, но никуда не соваться, не уходить, ни с кем не заговаривать… и далее по списку. Шерлок этот список уже наизусть знал, и даже вел когда-то таблицу учета – сколько когда он чего нарушил.
Впрочем, сейчас ему и дела не было до мира вокруг, хотя мозг продолжал автоматически получать и анализировать информацию из него. Но основная его часть была все же занята другой мыслью.
Кроссовки так и не были найдены.
А это означает, это означает…
Ну, во-первых, это означает, что он вчера допустил непоправимую ошибку. Он зря послушался Джона. Конечно, на него повлияли не только слова «мамули», но и собственная усталость, да и жучки, подброшенные братом, сыграли свою роль – он искал их почти час, а потом столько же думал, что будет правильней: растоптать их или же постараться выманить у Майкрофта все остальное для полного комплекта. Поэтому он отказался от первоначального замысла еще вечером провернуть операцию по вытаскиванию у Джона карточки-ключа и проникновению в морг. Перенес ее на утро и опоздал. Вряд ли ему удастся убедить Джона проехать в Сассекс, чтобы там осмотреть тело.
Что именно он собирался увидеть, Шерлок и сам толком не представлял, но был уверен, что стоит ему только взглянуть на тело, как мозг сам начнет выдавать информацию, подмечая малейшие детали. Так всегда происходило.
Иногда ему ужасно хотелось избавиться от этой своей особенности, хотелось не знать, не понимать, хотелось верить в спасительную ложь взрослых, хотелось верить, что все будет хорошо, несмотря на то, что все факты говорят об обратном, но он не мог… Единственное, что помогало ему смириться, так это понимание того, что Майкрофт не может тоже.
Шерлок покосился на серую коробку госпиталя и передернул плечами. Джон перестраховался и притащил теплую зимнюю куртку, однако ему все равно было зябко.
Как же он ненавидит больницы!
Стоп.
Стоп!
Кроссовки Карла Пауэрса.
Думай о кроссовках Карла Пауэрса, думай о нем самом, думай о его убийце.
О том, чтобы взглянуть на тело можно даже и не мечтать, как и о доступе к его вещам. Придется строить предположения исходя из тех отрывочных сведений, что он успел получить. Информации слишком мало…
– Мне нужны свежие газеты, – буркнул он, привычно беря за руку подошедшего Джона.

Госпиталь давно остался позади, а Шерлок все шуршал газетами на заднем сидении, изредка замирая над страницей и невидяще глядя куда-то вдаль.
Интересно, как скоро он заметит, что едут они не в такси, что Джон за рулем, что это машина его сослуживца, что направляются они куда угодно, но точно не домой? Или он все это уже заметил, но промолчал, увлеченный загадкой, захватившей его разум?
Карл Пауэрс незримо присутствовал в машине, но не как личность, человек, а как некое абстрактное понятие, идея.
Джон то и дело косился в зеркало заднего вида, стараясь поймать смутные эмоции, мелькающие на лице сына, запечатлеть их в памяти. Интуиция говорила ему, что сейчас на его глазах творится история. Не история человечества, но история одного человека, однако этот человек был половиной его, Джона, мира.
Шерлок не станет известным музыкантом или дирижером.
Он не станет знаменитым ученым и вряд ли когда получит Нобелевскую.
Он не станет врачом, тем более – хирургом (Джон хмыкнул, представив, как взрослый сын в операционном костюме замер над пациентом, занеся инструмент, вот с этим самым задумчивым выражением лица, озадаченный каким-нибудь вопросом, даже близко не относящимся к хирургии).
Нет, все это – не его.
За минувшую четверть часа стало очевидно: настолько целиком захватить Шерлока может только одно – решение загадок.
Правда профессии такой в мире не существует.
Но они что-нибудь придумают.
– Джон, – Шерлок поднял голову и поймал его взгляд в отражении зеркала заднего вида, – куда бы мы ни ехали – поворачивай, мне нужно в Скотланд-Ярд.

**********
– Вот уж нет, – сказал Джон.
– Ни за что, – переформулировал он.
– Мы туда не поедем! – однозначно заявил он и перевел взгляд на дорогу, устав спорить с безмолвным осуждением в глазах сына.
– Это было убийство.
– Ты не можешь быть уверен.
– Я уверен.
– Уверенность дают доказательства, у тебя их нет.
– Кроссовки, Джон! И мой мозг говорит, что их отсутствие – уже доказательство.
– Нет, кроссовки – это просто кроссовки, а их отсутствие может быть следствием других событий, с этой трагедией никак не связанных.
– Например?
– Случайность, кража для перепродажи, ведь они были хоть и поношенными, но все же весьма дорогими, или для удовлетворения любопытства какого-нибудь социопата…
– Кого?
– Социопата. Человека, не желающего или не способного соответствовать тем нормам морали и поведения, которые предъявляет общество. Такой человек, узнав о произошедшей трагедии, вполне мог выкрасть обувь погибшего мальчика, не задумываясь над тем, насколько это… неправильно и неэтично…
– Не желающий соответствовать… – задумчиво пробормотал Шерлок. – Наверное, это очень удобно…
– Вряд ли, рано или поздно, но им аукается подобное поведение: нельзя пинать общество и надеяться, что оно не пнет тебя в ответ, – Джон, обрадованный, что смог отвлечь внимание Шерлока на какой-то другой вопрос, осторожно вырулил на трассу. – Но в каких-то вопросах – да, им проще. К тому же социопат может всегда сказать, что он не виноват в том, кто он есть, хотя в строгом понимании – это не болезнь.
– Интересно… это очень интересно, – кивнул Шерлок все так же задумчиво. – А теперь поворачивай.
– Опять ты за свое… Ну зачем? Что ты им скажешь, кто к тебе прислушается?
– Возможно, кто-нибудь…
– Но у них даже сомнений не возникло насчет причин смерти – ни вскрытия, ни следствия, ни заявлений родственников… Шерлок, кто станет слушать десятилетнего мальчика с версией о кроссовках?
– Но что я еще могу сделать? – возмутился тот. – Конечно, мне вряд ли поверят, ведь даже ты, ты, лучше всех меня знающий, и то сомневаешься. Но и оставить все просто так вот – я тоже не могу, понимаешь, Джон, я просто не могу!
Ужасно несчастные глаза сына говорили о том, что он не преувеличивает, не играет на публику. Джон задумался.
– У меня есть знакомый инспектор…
– Тот, которому ты сообщил о той даме, что мы встретили на барбекю? Как ее… чешская фамилия…
– Именно. И моя информация ему пригодилась, так что, думаю, можно ему позвонить и обрисовать ситуацию, рассказать о твоих сомнениях. Но не рассчитывай на многое…
– Давай телефон.
Притормозив у обочины, благо машин в это время дня было мало, и поток шел ровно и не плотно, Джон набрал номер, поприветствовал бывшего сослуживца и, все время косясь на нетерпеливо ерзающего сына, ввел его в курс дела парой фраз. Тот, имея опыт воспитания двух младших ужасно любопытных братьев, легко согласился если и не помочь, то, по крайней мере, выслушать юного детектива. Передав телефон Шерлоку, Джон снова вырулил на трассу. До места назначения оставалось еще минут десять пути.
– Вообще-то, тут самое интересное не в кроссовках, хотя и они тоже важны, – зачастил Шерлок, глядя вдаль с отсутствующим выражением лица. Он весь был там, в разговоре, в логической схеме, что разворачивалась перед его мысленным взором. – По словам дяди мальчика, это были любимые его кроссовки, про такие обычно говорят «счастливые», хотя у меня вызывает недоумение сама мысль, что кто-то может приписывать свою удачливость не случайности, а определенному предмету. Впрочем, это не важно. В этих кроссовках Карл Пауэрс всегда ездил на чемпионаты по плаванию, и в то утро они были на нем. Он снял их в раздевалке и, отчистив подошву, положил в специальный мешок. Но уже спустя пару часов их там не было. Все вещи – в кабинке, кроме обуви, даже мешок на месте, но кроссовок в нем нет. Так кто же их взял? Зачем и когда? Команды переодевались все вместе, но для посещений бассейн был закрыт, следовательно, это мог сделать только ребенок – на присутствие постороннего взрослого сразу бы обратили внимание, а вот про ровесника, скорее всего, подумали бы, что он из чужой команды. Украсть «для себя» их не могли – Карл Пауэрс был весьма высоким для своего возраста и размер ноги у него был соответствующим, взрослым. Я смотрел фотографию, сделанную перед началом соревнований, – никого столь же высокого нет ни в их команде, ни в остальных. Украсть, чтобы потом продать? Да, они были дорогими, но очень, очень поношенными. Тот же дядя говорил, что Карл их очень любил, ухаживал, менял шнурки, отбеливал. То есть, носил их достаточно долго и очевидно, они уже не выглядели как новые. Да и украсть, например, часы или мобильный было бы куда как легче. Кто их еще мог взять? Какой-нибудь… социопат – «на память» о трагедии, разыгравшейся на его глазах? Но как только стало понятно, что мальчик не дышит и все серьезно, всех остальных участников согнали обратно в раздевалку. Буквально через пару минут они все уже были там, и никто не решился бы полезть в кабинку только что погибшего ребенка в присутствии такой толпы. Нет, и еще раз нет, – распаляясь, Шерлок взмахнул рукой, – забрать кроссовки можно было только во время самого выступления, до трагедии, пока большинство участников было на скамейках. И потребоваться они могли только человеку, как-то виновному в произошедшем. Вот он как раз и мог взять их «на память», или они как-то доказывают его вину, но я правда не знаю, что это может быть. И да, я думаю, что мальчика убили, но не знаю как, слишком, слишком мало данных. Первое, что приходит в голову – так это, что ему что-то вкололи перед его выступлением, какой-то яд, парализующий мышцы, – он перевел дыхание, слушая ответ собеседника. – Нет, это не единственный вариант, но наиболее приемлемый. Надо осмотреть тело. Что значит «зачем кому-то убивать ребенка?». Вы его видели? Он самый высокий в классе, регулярные занятия спортом сделали его еще и сильным, тренер называет его «подающим большие надежды», что не удивительно – он выигрывает чемпионаты в своей возрастной категории последние два года. Он успешен в учебе. К тому же единственный ребенок – родители и многочисленные родственники его холят и лелеют и, судя по фотографии его комнаты, готовы покупать ему все что угодно. Да я уверен – каждый второй ученик в его школе ему завидует, каждый третий его ненавидит. К сожалению, о трагически погибшем ребенке никогда не напишут, насколько вредным он был при жизни и кого задирал на заднем дворе. Но пай-мальчиком он точно не был…
Вслушиваясь в эмоциональную, чуть сбивчивую речь сына, Джон чуть было не пропустил нужный поворот, но опомнился вовремя и, свернув и проехав чуть вперед, припарковался на стоянке. Слова его бывшего сослуживца заставляли Шерлока недовольно морщиться, но это не мешало ему крутить головой, выглядывая в окна и посылать Джону недоумевающие взгляды в зеркало заднего вида.
– Хорошо, – в конце концов вздохнул он, – я понимаю. Спасибо. – И отключил телефон. – Где мы?
– До чего вы договорились?
– Он запросит документы из твоего госпиталя о первичном осмотре тела, и если там будет что-то о проколах, покраснениях или… – Шерлок неопределенно взмахнул рукой, поморщившись как от зубной боли. – Но там этого не будет. Я знаю, не будет… А осматривать тело, уже выданное родственникам, нет оснований. Где мы?
Он бросил телефон на сидение и, отстегнув ремень безопасности, выскользнул из машины. Ему хватило нескольких секунд, чтобы оглядеться и, поняв, где они, метнуться обратно.
– Я здесь не останусь! – его голосе проскользнуло что-то паническое.
– Нет, конечно, – закатил глаза Джон. – Мы здесь на экскурсию. Вылезай!
– Не вылезу! Что я здесь не видел?
– А ну быстро вылез и ждешь меня снаружи! – скомандовал Джон «тем самым» голосом, не послушаться которого не мог даже один из Холмсов.
Сердито насупившись, Шерлок неохотно выбрался снова и уставился на высокие кованые ворота и серую будку охраны.
Он знал, что это было за место, но он поверить не мог, что Джон привез его СЮДА.
Закрытая школа для мальчиков – так значилось в документах и новостных сводках, но вообще-то это было заведение постоянного пребывания для трудных детей и подростков. Жесточайшая дисциплина, полный контроль.
И Шерлок на что угодно готов был поспорить, глядя, как маршируют отряды в столовую, что в последние годы здесь заведовал кто-то из бывших военных. Снова сослуживец? Вполне возможно, учитывая, как легко их пропустили.
Они шли вроде как прогуливаясь, но странное напряжение не отпускало Шерлока. Джон, не глядя на него, но, очевидно, не сомневаясь, что он идет следом, шел немного впереди, заложив руки за спину. Его напряженная спина и чуть заметная хромота беспокоили Холмса-младшего все больше. И затылок. По нему явно было видно, что Джон сердит. Напряженно поджав губы, Шерлок начал судорожно вспоминать, чем же мог его разозлить. Собственная ладонь, не сжимавшая сейчас знакомые пальцы с коротко стрижеными ногтями и небольшими мозолями, казалась ему неправильно пустой, но сам взять отца за руку он почему-то решиться не мог. Странная, непривычная робость… Да что же он такого натворил?
– Видишь вон того паренька? – прохладно спросил Джон, едва заметно кивая на неприметного подростка. Впрочем, одинаковые форма, стрижка и выправка всех их делали неприметными, лишенными индивидуальности. – Я знал его родителей, хорошие люди, тоже врачи, да и мальчик рос умненьким. Но пару лет назад увлекся паркуром. Перелом за переломом, у него неважно было с координацией, такое часто бывает в период активного роста. Никакие запреты на него не действовали, и родители были вынуждены отдать его сюда, опасаясь, что иначе он просто свернет себе однажды шею.
– Я не… – начал Шерлок, обрадованный, что с ним наконец заговорили.
– А вон того ты и сам, наверное, узнал. Он был в известной подростковой группе. Сильный голос. Но начал принимать наркотики, дебоширить, вылетел из группы. Вернулся затем в свою школу, снова взялся за наркоту. Избил одноклассника и после огромных выплат пострадавшей стороне оказался здесь.
– Джон! – воскликнул Шерлок, дергая отца за рукав. Больше, чем слова, его пугал, пожалуй, окаменевший голос и пустой, отстраненный взгляд. – Джон!
– А вон тот мальчик…
– Джон, перестань!
– Нет, про него ты точно должен услышать. Я читал о нем в газете. Он очень любил эксперименты, Шерлок, очень. Юный гений. Пока однажды из-за его эксперимента не пострадал младший ребенок. Серьезно пострадал. Брат или сестра, я уже не помню, да это и не важно. Он не специально, он просто не рассчитал до конца, а ему так хотелось узнать, что в итоге выйдет… Его мама просто не могла его больше видеть. Это не правильно с ее стороны, это ужасно не правильно, но я ее понимаю.
– Джон!
– Мне прибить тебя хотелось, когда я нашел под ванной чертову склянку с отравой, – четко проговорил тот, глядя на сына жестко и зло.
– Но я никому не вредил! Я никем не рисковал! – отчаянно вскричал Шерлок. Он никогда не видел Джона таким, никогда. И он все на свете готов был отдать, чтобы больше никогда его таким не увидеть. В груди его закипало что-то огромное и тяжелое, сдавливающее горло, горчащее на языке.
– Неправда! – Джон не повышал голоса, но от прорывающихся в нем эмоций казалось, будто он кричит. – Неправда! Ты рисковал моим самым близким человеком, самым родным! Ты рисковал моим сыном! Какое ты имел на это право?!
После нескольких мгновений тяжелой тишины Шерлок сел на траву у его ног и заплакал.


Присев на корточки рядом, Джон нащупал в кармане носовой платок и протянул его сыну.
Обдумывая эту поездку, он понимал, что Шерлок расстроится, возможно – разозлится, а вероятнее всего – устроит грандиозную истерику под девизом «Отстоять свои права во что бы то ни стало!». Но подобной реакции он, право, не ожидал и потому пришел в смятение.
Душа тихо ныла, призывая его обнять, успокоить и сказать, что он совсем не сердится, нет-нет, просто ужасно переволновался. Сердце с ней было солидарно, оно ненавидело детские слезы, особенно вот такие – искренние, чистые, а заодно привычно ненавидело и тех, кто послужил причиной. А сегодня это был он сам. Мозг с бешеной скоростью вспоминал все те талмуды по педагогике, что он успел прочитать за последние годы, но только для того, чтобы прийти к выводу об их полной бесполезности.
То есть, педагогика – это замечательно, но малоприменимо к одному конкретному ребенку. Особенно такому, как Шерлок.
И после секундной заминки, он сделал то единственно правильное, что ему оставалось – сел рядом и, притянув к себе сына, устроил его кудрявую голову на своем плече. На джинсах точно останутся следы от травы, а на куртке – мокрое пятно, потому что большим клетчатым платком Шерлок не столько вытирал лицо, сколько просто мял его в руках. Да и сидеть было ужасно неудобно, к тому же они наверняка нарушали сейчас устав заведения, но Джону было наплевать.
За сына было больно, однако иного пути у него не было. Шерлок должен осознать, насколько безответственным был его поступок и к каким последствиям он мог привести. К тому же Джон совсем не тешил себя иллюзиями, понимая, что чем дальше, тем сложнее и опаснее будут становиться эксперименты сына, и что без разумного ограничения пышущий идеями мозг юного гения может спалить и себя, и своего владельца.
Шмыгнув еще пару раз, Шерлок затих и немного отстранился, садясь ровнее, потом снова засопел и, сложив вчетверо измочаленный платок, запихнул его обратно в карман Джоновой куртки. Похоже, он уже успокоился и, возможно, даже был готов к конструктивному диалогу. По крайней мере Джон очень на это рассчитывал: время убегало сквозь пальцы. Подняв взгляд, Шерлок мельком глянул на него, посмотрел куда-то в сторону и вновь вернулся к его лицу.
– Ты больше не сердишься на меня? – Нос у него распух, а подбородок еще слегка подрагивал. Но черт возьми, в глазах уже светилась знакомая фамильная прозорливость Холмсов.
Джон тихо хмыкнул. Нет уж, друг, меня не проведешь.
– Я не сержусь, больше не сержусь. Но твой поступок заставил меня задуматься о том, насколько я могу тебе доверять.
– Доверять?
– Да, Шерлок, доверие – это основа для мирного сосуществования. Доверие – это когда я соглашаюсь на домашнее обучение, потому что знаю, что ты не наделаешь глупостей, пока я отлучился по делам. Доверие – это когда я соглашаюсь делить холодильник с твоими экспериментами, не опасаясь однажды не проснуться. Доверие – это когда я точно знаю, что ты пойдешь за мной, даже если я отпущу твою руку. Без доверия, Шерлок, никуда. Но как я могу тебе доверять?
– А если узнаешь, зачем я это сделал, – сможешь?
– Я смогу попробовать.
Потерев шею и стряхнув с рукава несуществующие пылинки, Шерлок обхватил колени руками:
– Я не хотел навредить себе или настолько сильно… обеспокоить тебя. Я не думал, что мне будет так плохо. Я просто… просто вдохнул пару раз испарения…
– Но зачем, зачем вообще…Что это было? Детская ревность? Или тебе хотелось привлечь к себе больше внимания? Или…
Шерлок поморщился.
– Нет… не то… Помнишь, мы тогда вернулись с тобой из школы, у меня в руках был череп, ты смеялся, а Майкрофт разыгрывал из себя Большого Брата... и нам было так хорошо вместе, так... правильно. Впервые после смерти мамы все было правильно, так, как надо. А потом вы заговорили про каких-то там женщин, что они за тобой ухаживают, что они могут прийти в наш дом... Я знал, это кто-то из твоих коллег, но как их увидеть, если мы и были-то у тебя на работе лишь раз, да и тогда по собственной инициативе? Мне надо было попасть в госпиталь, надо было посмотреть все самому. Убедиться, что ни одна из них не подходит тебе...
– Ни одна из них не подходит нам, – согласился Джон. – Да у меня и в мыслях не было на самом деле кого-то искать… в этом плане. Это просто случайное стечение обстоятельств.
– Нет. Нет, не случайное, – Шерлок упрямо поджал губы, насупившись. – Ты симпатичный врач с романтичным прошлым. Не слишком обеспеченный, зато относительно молодой холостяк…
– Вдовец, – поправил его с интересом слушавший Джон и возмутился: – Как понимать «относительно молодой»?
– Поверь мне, судя по той болтовне медсестер, что я подслушал, когда они думали, что я сплю, большинство из них не видит разницы между «холостяком» и «вдовцом». Ты для них – просто свободный мужчина… А ты один очень давно, хотя мама совсем недавно… Но фактически… очень давно… И я читал в Интернете: у тебя сейчас должен быть кризис среднего возраста, поиск новых горизонтов и все такое… и к тому же «преодоление горя от утраты супруги часто связывают с беспорядочными половыми связями», – глядя на него абсолютно серьезными глазами, Шерлок процитировал отрывок из какой-то статьи. – А учитывая, какой ты у нас ответственный, беспорядочные связи очень быстро могут стать упорядоченными! – закончил он и возмущенно засопел, глядя на ошарашено моргающего Джона. – Ну, теперь ты понял – почему?
– Я понял, что Интернет – великое зло, – выдал тот.
Они немного помолчали. Мимо промаршировал отряд человек в десять, и некоторые посмотрели на них удивленно, но ничего не сказали. Впрочем, разговаривать с незнакомцами устав запрещал тоже.
– Ладно, я понял, – Джон поднялся, отряхнул джинсы и протянул руку Шерлоку, помогая ему встать.
– Полагаю, теперь я должен буду в чем-нибудь поклясться, – пробормотал тот, приводя одежду в порядок.
– Никогда больше не экспериментировать над собой.
– Да без проблем, мне совсем не понравилось.
– И над другими тоже!
– Не требуй от меня невозможного! – фыркнул его сын в ответ. Он уже пришел в себя и с удовольствием начал спорить, ступив на знакомые земли.
– Шерлок! Никаких экспериментов над другими без их согласия!
– Да кто ж мне его даст?
Они направились обратно к воротам, и рука Шерлока сама нашла знакомую ладонь и сжала пальцы, дожидаясь ответного пожатия.
– Значит, никаких экспериментов на живых людях вообще. И на не людях – тоже.
– А на неживых?
– Шерлок!
– Ну Джон, ну подумай сам, где была бы наука…
Джон закатил глаза. Это было вечное оправдание всех ученых, с которого обычно и разгорался их с Шерлоком бесконечный спор о том, что же разрешено делать «во имя науки», а чем даже во славу ее рисковать не следует.
– Я согласен на пару подопытных хомячков, но ничьих больше трупиков в холодильнике быть не должно!
– В Лондонском зоопарке на следующей неделе собираются усыпить гориллу, она старая и давно болеет… – будто не слыша его, задумчиво пробормотал Шерлок.
Джон только мысленно застонал, надеясь, что в уж в Лондонском зоопарке охрана должна быть надежнее, чем в школе, и неугомонному исследователю туда ни за что не пробраться.

*********
Подавив зевок, Майкрофт метнул косой взгляд на сидящего рядом Грега – не заметил ли он, не подумал ли, что ему, Майкрофту, с ним скучно, не обиделся ли. Но Грег, подперев ладонью щеку, не отрывал глаз от тетради, рисуя на полях карандашом кленовый листок, хотя, следуя условиям задачи, должен был рисовать графики прибытия поездов на станцию Дептфорд.
Чуть толкнув его плечом, чтобы обратить на себя внимание, Майкрофт указал глазами на учебник и грозно нахмурился. Грег на это только фыркнул, но все же вернулся карандашом к системе координат. Майкрофт мог снова развернуться к ноубуку. По экрану медленно ползли вверх два текста – один на испанском (чертов испанский, никак ему не давался, а ведь вторая неделя уже пошла, как он его изучает) – какой-то детектив, один из тех, что он заметил на книжной полке в комнате Грегори, а второй… О, второй был куда более интересен. Настолько, что прочитав последнюю строку, он потянулся к своему блокноту и сделал пометку «Проверить системы безопасности Лондонского зоопарка» и подчеркнул ее дважды. Потом подумал и дополнил: «Всех зоопарков», поставил рядом букву «Ш» и восклицательный знак.
Ну надо же, а ведь Шерлок и впрямь решил, что он подбросил ему в палату «жучков». То есть, он, конечно, подбросил, только вот были это не они, а хорошая имитация (зря он, что ли, был два года президентом клуба электроники?). Ну вот правда – откуда бы он взял настоящие? Впрочем, если поискать… но жучки – это уже прошлый век. Может, у тех же спецслужб и есть возможность сидеть неделями в микроавтобусе в радиусе действия «жучка», поджидая, когда объект скажет или сделает что-то лишнее, но у него столько времени нет. И микроавтобуса нет тоже. И группы наблюдения. Зато у него есть голова на плечах и руки карточного шулера. Активизировать в телефоне Шерлока вирусную программу (не его разработка, а жаль) было делом пары минут, которые он выиграл, расхаживая по палате и засовывая то тут, то там «якобы жучки». Теперь мобильный брата работал как один большой очень удобный «жучок», а его собственный находился в режиме разговора, записывая звуковые файлы и передавая их на ноут, который, в свою очередь, переводил их в текстовые, и таким образом Майкрофт с двухсекундной задержкой узнавал обо всем, что происходило рядом с Шерлоком.
Очень хорошая программа, скольких проблем успела бы избежать их семья, окажись она у него раньше.
Хотя вообще-то, телефон – вещь ненадежная. Гораздо больше его бы устроил «жучок», внедренный Шерлоку непосредственно в черепную коробку, с возможностью читать его мысли…
– Мечтаешь? – хмыкнул под ухом Грег.
– Засыпаю, – честно признался Майкрофт и, устав соответствовать своему идеальному представлению о самом себе, положил голову на скрещенные на столе руки и прикрыл глаза. Всего на секунду.
– Не спи… – шепнул Грег и дунул ему в ухо.
– Не сплю, – зевнул Майкрофт и, потершись «обиженным» ухом о его плечо, уснул.
Грег отбросил карандаш и чуть развернулся – так наблюдать за лицом посапывающего приятеля было удобнее. Впрочем, какой он ему приятель? С приятелями Грег гоняет мяч, пьет пиво на чердаке заброшенного дома, ходит в кино посмеяться над спецэффектами в фильмах ужасов. Приятелей у него много, с некоторыми он сидел на соседних горшках еще в яслях и теперь мог лишь надеяться, что не все из них вычеркнут его из «друзей» на фейсбуке, когда узнают, что он – гей, что они… они с Майкрофтом вроде как вместе. К Майкрофту он относился по-другому. Совсем по-другому, потому что и сам Майкрофт был совсем другим. Он никогда не сможет объяснить своим приятелям, почему именно Майкрофт и только он. Почему у него потели ладони и холодело все внутри, когда он набирался храбрости впервые его поцеловать… Почему так упорно он бьется над математикой, хотя и знает, что это совсем не его… Почему в груди поднялось странное теплое чувство, когда сегодня Майкрофт играл «адвоката дьявола» на открытых дебатах дискуссионного клуба и делал это так блестяще, что приглашенное жюри – сплошь профессора университетов, о которых большинству выпускников можно и не мечтать – кивало в такт его речи… Он так гордился им тогда.
Как гордился и своим отцом накануне – за то, что принял, пусть и не понял.
Но что-то подсказывало, что друзья и не примут, и не поймут. Нет, они не были гомофобами. Они бы поняли, увлекись он Джереми, красивым мальчиком, рядом с которым сидел на социологии, или Лесли, которому пророчили стать вторым Бэкхемом, или тем парнем, с которым он целовался после отбоя в лагере прошлым летом (как же его звали?). Они бы поняли, привлеки его в другом парне внешность, слава Великого игрока или Казановы.
Но они никогда не смогут понять, что привлекло его в Майкрофте, да он и сам никогда не сможет объяснить.
Когда-то давно (ему, наверное, было года три-четыре) Грегори впервые увидел океан и задохнулся от восторга.
Следующие десять лет он мечтал стать капитаном, строил модели парусников и каждый раз ошеломленно замирал при виде бесконечной водной глади.
К шестнадцати стало очевидно, что капитаном дальнего плавания ему не быть, а еще – что для поступления в колледж ему совершенно точно придется подтянуть математику.
Так в его жизни появился Майкрофт.
Его личный океан.
Величественный, гордый, опасный, снисходительный к людским страстям, таящий множество секретов в глубинах своей души.
Даже странно, как что-то столь непростое могло скрываться под довольно заурядной внешностью?
Иногда Грегори хотелось спросить его: «Тебе со мной не скучно?». Потому что, чего он действительно не понимал, так это того, что нашел в нем Майкрофт Холмс.
Он самый обыкновенный, ничем не примечательный парень: никаких особенных достижений ни в учебе, ни в спорте, ни в чем-то еще. Говорят, симпатичный, хотя опять же, ничего необычного Грег в своем лице не видел. Лицо как лицо. То ли дело семейство Холмсов-Ватсонов. Он бы хотел уметь прищуриваться так, как это делал Майкрофт, выбивая мишени в тире – жестко, холодно, – учитывая, на кого он собирается учиться и кем работать – иметь подобный взгляд в запасе было бы не лишне. Или такое выражение лица, как иногда бывает у Шерлока – «Ах, мир, как же ты меня достал!». Наблюдать его у десятилетнего мальчишки было особенно забавно. Но больше всего ему нравилась мимика Джона. Порой создавалось впечатление, что он разговаривает больше всех других вместе взятых, хотя на самом деле это было совсем не так. Просто выражения его лица сменялись так быстро и порой означали так много… Вот от чего бы уж Грегори точно не отказался, так это от возможности слегка прищурившись, приподняв правую бровь и поджав губы добиваться от братьев Холмсов чего угодно. Ну, может, и не чего угодно, но вымытой посуды от Майкрофта и пятнадцати минут тишины от Шерлока – точно, он сам видел…
– Можешь и не стараться… – промычал Майкрофт, не шевелясь и даже глаз не открывая.
– Ты вроде бы спал, – смутился Грег.
– А ты вроде бы пытался скопировать лицо Джона в тот момент, когда он вспоминает, что вообще-то является главой семьи и помимо обязанностей имеет еще и привилегии.
– И как, похоже было?
– Казалось, ты увидел таракана и одновременно вспомнил, что пора платить налоги. Но не переживай, это выражение не получается и у меня. На Шерлока оно ничуть не действует, – глянув на монитор, Майкрофт поднялся на ноги и потянулся, разминая затекшие плечи. – Нам пора, они подъезжают. А минут через десять здесь уже будет соцработник.



*********

Припарковав машину на стоянке за пару кварталов от дома, Джон развернулся к Шерлоку. Тот как раз закончил разговор и отложил телефон.
– Экзема и аллергическая сыпь на запястьях и щиколотке, – повторил Шерлок слова собеседника и бросил чуть слышно: – Черт!
– Мне жаль.
– Тебе не жаль!
– Мне жаль, что у тебя не получилось. Но я рад, что нам не надо ехать в Сассекс, – спокойно добавил Джон, давно уже привыкший к вспышкам раздражения, которыми так и искрил Шеролок, когда что-то происходило вопреки его желаниям.
Как раз таки поведение сына и было одной из главных причин, почему его так обеспокоил предстоящий визит соцслужбы. Не то чтобы их проверяли так уж часто, однако достаточно, чтобы прийти к выводу – экстренная уборка в доме далеко не самое сложное.
Будь их семья самой простой, заурядной семьей, никаких проблем бы не возникло. Или, если б все члены их маленькой семьи могли притворяться обывателями с той легкостью, с которой умеет это делать Майкрофт. Но увы, ни он, Джон, ни Шерлок особенными талантами лицедеев не обладали. Однако если ему притворяться и необходимости не было, то Шерлок, со своей потрясающе не своевременной искренностью и любовью к экспериментам и над чужими нервами тоже, нуждался в кратком курсе по обращению с представителями соцслужб.
Джон эту лекцию проводил каждый раз, как они ожидали визита кого-нибудь незнакомого, и с каждым разом список всевозможных «не» – нельзя, не смей, не вздумай – стремительно возрастал. Впрочем, в оправдание Шерлока можно заметить, что он ни разу не повторился, если не считать приема «Ой, кажется, из террариума сбежал мой тарантул. Как вы думаете, он мог спрятаться в вашей сумочке?». Причем в первый раз вопрос этот был совершенно искренним и соответствовал действительности. И лишь оглушительная реакция гостьи виновата в том, что сын задумался о повторении. Обычно же он все-таки предпочитал изобретать что-нибудь новенькое.
Но и это было не самым страшным: за последнее время Шерлок стал более рассудительным, и Джон надеялся, что все же сумел взрастить в нем некий внутренний ограничитель. Большее беспокойство у него вызывала мысль, что младший напортачит не из вредности, а по незнанию. Поэтому на всякий случай он решил уточнить:
– Ты запомнил?
– Да, – поджал губы тот.
– И то, что…
– Да.
– Самое главное – не пытайся умничать!
– Знаю.
– Говори кратко и просто…
– Умный ребенок… Боже, что может быть ужаснее?
– Быть умным – это одно, а умничать – другое.
Шерлок отвернулся к окну, нахмурившись.
– Я буду самим собой…
– Да ты вообще меня слышал? – всплеснул руками Джон. Он был готов повторить все еще раз, если б это имело хоть какой-то смысл и если б оставалось время.
Обычно проверка состояла из стандартных моментов: разговор с семьей, осмотр дома и двора, заполнение тестов и разговор с ребятами наедине. Наименее опасным было совместное интервью, в течение которого Джон мог хоть как-то контролировать Шерлока, и тесты, в основном направленные на выявление домашнего насилия. Дом был приведен в относительный порядок и казался вполне уютным и очень, очень обыкновенным – не зря Джон трижды бегал к мусорным бакам в соседнем квартале, соблюдая на всякий случай всевозможные методы конспирации – старую куртку Майкрофта, надвинутое на лицо кепи и фонарик на самой малой мощности.
Ну а самым трудным было, как не сложно догадаться, собеседование. Особенно когда Шерлоку становилось откровенно скучно или человек вызывал у него явную неприязнь. Именно из-за него при воспоминании о последнем визите представителей соцслужбы Джон непроизвольно кривился как от зубной боли. Ему оставалось лишь надеяться, что в этот раз все будет лучше, да утешаться мыслью, что в любом случае хуже уже просто некуда.

************
Спустя два часа Джон осторожно закрыл дверь за пожилой дамой. Так осторожно, будто эта дверь была хрустальной. Документы с официальным заключением по результатам проверки придут в течение трех дней. Но он уже знал, что в них будет написано.
В течение всего визита этой дамы они ходили буквально по краю.

Все началось с элементарного – представляя мальчишек, он сказал: «Младший – Шерлок, а это Майкрофт и его парень, Грегори Лестрейд». Грег отнесся к его словам абсолютно нормально и, поздоровавшись, вернулся к учебникам. А вот Майкрофт впал в ступор. И Джону, дабы вернуть старшего к реальности, даже по голове его потрепать пришлось, чего тот терпеть не мог. Чуть нервно пригладив встрепанные волосы ладонью, Майкрофт вернулся к разработанному ими этой ночью плану.
– Джон и Шерлок только что вернулись из больницы, – улыбнулся он соцработнику мило и скромно, так, как это и должны делать Настоящие Юные Джентльмены. – Если вы не возражаете, дом вам покажу я.
Улыбнувшись в ответ, та согласно кивнула, и Джон показал за ее спиной большой палец. Этим ходом они добились ненавязчивого присутствия Майкрофта во время всего визита: если б дом показывал Джон, оно показалось бы странным. К тому же идеальные манеры Майкрофта и его четко выверенный по случаю тон всегда приводили в благодушное настроение людей, еще помнящих, что такое правильное английское воспитание.
Старший сын – весь, от кончиков домашних туфель до идеального порядка на верхних полках его шкафа – прямое доказательство того, насколько Джон замечательный отец.
Подав руку даме, Майкрофт помог ей подняться по лестнице, по пути рассказывая о своих любимых предметах и планах на поступление в университет. Трое, оставшиеся в гостиной, медленно выдохнули, переглянулись, и у них одновременно мелькнула мысль, что если за дело взялся Майкрофт, значит, все будет хорошо. По крайней мере до того момента, как в игру вступит Шерлок.
Пользуясь передышкой, Джон заварил чай и, оставив Шерлока биться над какими-то графиками под неукоснительным присмотром Грега, сбегал наверх переодеться. Дверь в его комнату была чуть приоткрыта, значит, сюда соцработник уже заглянула. И Джон наверняка знал, на что она точно обратила внимание: на явно узкую для двоих кровать и фотографию в траурной рамке на тумбочке, и знал, какие она сделала выводы. Соцработники все как один вечно пропускали стандартный для одиноких опекунов вопрос, встречается ли он с кем-нибудь и как к этому относятся дети.
Между тем Майкрофт, пропустив вперед даму, вышел из своей комнаты и, слегка перегнувшись через перила, позвал Шерлока:
– Братец, будь столь любезен, поднимись к нам.
Майкрофт не был бы Майкрофтом, если б не добавил к тону чуть-чуть насмешливого подзуживания, но уловить его смогли лишь те, кто действительно хорошо его знал. Соцработник по-прежнему улыбалась и рассматривала потолок. А посмотреть было на что.

Их дом, впрочем как и любой старый дом, внешне выглядя вполне пристойно, любил, тем не менее, преподносить им сюрпризы. Внезапно начинали скрипеть половицы, отказывались открываться фрамуги, или вот однажды потекла крыша, оставив на потолке коридора темные разводы.
Полазив по Инету и узнав о крышах все, что было можно, Джон решил обойтись своими силами – вызов ремонтника был непозволительной на тот момент роскошью. Он написал завещание, вооружился молотком и плоскогубцами и, пообещав Шерлоку все сокровища мира, только бы он держался подальше от лестницы, полез на крышу. Через несколько часов и пару отбитых пальцев протечка была устранена, но оставался грязный потолок. Пожав плечами и сказав, что раз каникулы и время есть, то и он вполне может за это взяться, ведь не Джону же с его ногой туда лезть, Майкрофт пошел за краской. Джон полагал, что тот потолок просто побелит, и, зная дотошность старшего сына, не придавал значения тому, насколько затянулись работы.
И вот, спустя пару недель Майкрофт поставил его на верхней ступеньке и убрал закрепленное под скошенным потолком полотно.
И из Джона просто выбило дух: он судорожно открывал рот, силясь произнести хоть слово, но все мысли враз разбежались.
Майкрофт не просто закрасил грязные разводы, он разрисовал потолок. Фактически, это была фреска. Их старый дом: полукруглые ступеньки крыльца, белые занавески распахнутых окон зимнего сада вздуваются парусами, плетеная мебель под кустами сирени; на столике его ноубук, пяльцы с незаконченной вышивкой небрежно брошены в корзину, чуть в стороне высится модель Тауэрского моста, построенная Шерлоком из палочек от эскимо (прошлое лето действительно было безумно жарким), а на подоконнике одного из окон корешком вверх лежит знакомая записная книжка.
Джон повернулся к сыну и вгляделся в его слегка смущенное, неуверенное лицо. За всем ярким блеском, суетностью, взрывоопасностью и беспокойностью гениальности младшего сына, он как-то упустил из виду, что гениев в этой семье все же двое. Нет, он всегда понимал, что Майкрофт умен, очень умен, но только сейчас осознал, насколько сильно тот ограничивал себя, будучи успешным слишком во многом. Он вспомнил, Мери говорила – Майкрофт в средней школе был чудо-ребенком: участвовал в спектаклях, писал рассказы, рисовал пастелью, увлекался орнитологией. И проявлял талант ко всему, за что бы ни брался. Но потом… Зная Майкрофта, нетрудно было угадать, что произошло. Мальчик вырос, осознал свою ответственность перед семьей и собственным будущим и выбрал то, что считал правильным. Джон был рад, наблюдая истоки становления Холмса-политика, но Холмса-художника, Холмса-актера, Холмса-писателя, Холмса-ученого и всех других Холмсов, которые никогда не сбудутся, ему было искренне жаль.
Он так и сказал тогда Майкрофту:
– Мне очень жаль.
Тот неуверенно улыбнулся и передернул плечами.
– Мне тоже… Но все могло быть намного хуже.
– Но это очень красиво. И я никогда не уеду из этого дома – ведь тогда придется забирать с собой и крышу, а кто у меня купит дом без крыши? – столь же серьезным голосом продолжил Джон, но получив тычок локтем, рассмеялся. – Действительно, очень красиво.
И Майкрофт благодарно улыбнулся, принимая похвалу.

А вот соцработник, похоже, решила, что это фотообои, и Джон не стал ее разуверять. Потому что следующим наверняка был бы вопрос о Школе Искусств, а что мог ответить Джон? «Нет-нет, мой сын предпочитает стать Серым кардиналом»?
Поднявшийся тем временем Шерлок распахнул перед ней дверь своей комнаты, галантно пропуская даму вперед. И замер на пороге.
Его комната… ну, это была вовсе не его комната!
Он три вечера потратил, выцарапывая на стене смайлик, а сейчас на этом месте была карта мира, совершенно скучная, ничем не примечательная карта мира! По центру комнаты висела люстра, но слава богу, было еще светло и ее можно было не зажигать, потому что Шерлок был уверен: сколько ни щелкай выключателем – она не загорится. Стол был разобран, фантастическое хитросплетение сообщающихся стеклянных трубочек стояло вместе с вытащенными из кладовой наградами на полке, с которой исчезли все заспиртованные части летучей мыши. Правда на подоконнике по-прежнему росла пшеница: один лоток контрольный, второй – поливаемый пестицидами, третий Джон дважды в месяц отвозил на работу и подвергал десятиминутному рентгеновскому излучению.
Но это была не его комната!
Где банка с головастиками? Где схема метро с его личными примечаниями и прогнозами где и когда будет ремонтироваться конкретная ветка? Где чучело альбатроса? Где та штука из спичек, которую он начал клеить на днях сам не зная зачем?
Где, где все остальное?
Впрочем, понятно где – давно уже увезено мусорной машиной.
Послав виновникам катастрофы гневный взгляд, в котором явно читалось «Я с вами еще разберусь», Шерлок прошел в комнату.
– У вас очень чисто, – ненавязчиво попыталась завязать разговор соцработник.
– Сам удивляюсь, – фыркнул Шерлок.
– Могу я?.. – она прикоснулась к ручке шкафа, дождавшись равнодушного кивка, открыла дверцу и посмотрела на верхнюю полку.
С верхней полки на нее смотрел череп и улыбался.
На несколько секунд все замерло.
– Он… настоящий? – пискнула соцработник, отступая на шаг.
– Ну что вы! – тут же спохватился Джон. – Пластиковый. Очень хорошая имитация.
– Хотите подержать? – невинно предложил Шерлок.
– Ни за что! – решительно выдохнула она и закрыла шкаф. – А где другие игрушки?
– Что, простите? – удивился Шерлок.
А Джон встретился взглядами со стоящим в коридоре Майкрофтом. Игрушки! Как они могли забыть об игрушках?
– Игрушки? – продолжила дама уже не таким уверенным тоном. – Во что ты играешь в свободное время?
– Я играю на скрипке! – гордо ответил Шерлок, задирая подбородок.
– Да, я вижу, но… Машинки? Лего? М-м-м… Роботы?
– Мне что, пять? – возмущенно фыркнул Шерлок.
Она растерянно глянула на Джона, но тот лишь плечами пожал, мол, возраст такой, сами понимаете.
– Кстати, о возрасте. Нам поступило заявление на перевод ребенка на домашнее обучение…
Джон подтверждающее кивнул. Конечно, знай он, какую глупость выкинет Шерлок, подождал бы с письмом еще месяц-другой, но так уж получилось, и от своих намерений отказываться он не собирался. Все равно за что повесят: за овцу или ягненка*.
– Вы знаете, мы не рекомендуем оставлять детей до двенадцати лет дома одних.
– Я уже не маленький! – не мог не встрять Шерлок.
– Он и не будет один. Утром занятия с репетиторами, а со второй половины дня я буду уже свободен, – по крайней мере Джон надеялся, что все так и будет, и он не вернется однажды к развалинам дома.
Дальнейший осмотр происходил спокойнее. Шерлок вел себя идеально и только однажды не выдержал: увидев сияющий чистотой барабан стиральной машинки, он обернулся к брату и спросил с нескрываемым изумлением:
– Как?!
Но Майкрофт лишь хмыкнул и, достав пилочку, подровнял ногти.
Следующий раз Джон забеспокоился в гараже – младший отчаянно сигнализировал глазами, переводя перепуганный взгляд с соцработника на ничем не примечательную банку из-под краски в углу. Вероятность, что в нее сунутся, была очень мала, но по побледневшему лицу Шерлока было понятно, что если вдруг все же – это будет катастрофа. Но тут в игру вернулся Майкрофт, перехватывая инициативу:
– Не хотите ли вернуться в дом? Нам там будет удобнее заполнить тесты, к тому же, думаю, чай как раз заварился, вы же не откажетесь присоединиться к Джону?
Во время собеседования Джон мерил шагами гостиную, готовый в любую минуту сорваться и бежать за лекарствами для дамы или адвокатом для Шерлока. Но все обошлось. Сын вышел чуть надутым, буркнул, что все нормально, и, взяв из шкафа книгу, уселся на диван. С легким беспокойством Джон отметил, что это «Приключения Тома Сойера», а когда сын, достав чистый листок, принялся делать пометки, и вовсе забеспокоился не на шутку. Но с этим он разберется чуть позже.

И вот теперь, закрыв за соцработником дверь и, наконец, свободно переведя дыхание, он точно мог сказать, как все прошло.
Они справились.
Все-таки справились.
Он вернулся в гостиную, где в напряженной тишине его ждали мальчишки. И ничего не говоря, просто улыбнулся, и еще раз – шире, заметив, как расслабляются их лица и начинают светиться глаза.
– Ну, что, сыграем в «Клюедо*»?
– А давайте, – кивнул Майкрофт. – Только, чур, карточки тасует не Шерлок!
– Это еще почему?
– Потому что в прошлый раз ты смухлевал, дорогой братец!
– Как можно смухлевать в «Клюедо»?
– Он взял еще один набор и смешал карточки, – пояснил Грегу Майкрофт. – Вот и получилось, что труп мало того, что покончил с собой, так еще и сделал это при помощи веревки, ножа и двух гаечных ключей одновременно!
– Зато как весело было, – ухмыльнулся Шерлок, явно вспоминая выражение лица брата после вскрытия карт.
– Знаешь, что…
– Так, мальчики, не ссорьтесь, я раздаю. Майкрофт, дай сюда колоды. Итак, убийца, место, оружие… И у нас сорок минут, чтобы все раскрыть, потому что мне еще ехать к психологу, после чего придется еще и убеждать ее не начинать повсеместное лечение блоготерапией.
__________
* английская пословица (As well be hanged for a sheep as for a lamb) русский аналог:
семь бед – один ответ.
Клюедо (Cluedo) – известная также как «Улика»
************

– О чем бы вы хотели сегодня поговорить?
– Я не знаю. Все как обычно. Моя жизнь абсолютно заурядна.
– Вы сегодня без трости.
– Да.
– И рука не дрожит?
– Как видите.
– Так что же случилось за эту неделю, что прошла с нашей предыдущей встречи?
– Ничего особенного. Нет, правда. То есть, она была весьма насыщенной на события, но не больше, чем предыдущая, или та, что была до предыдущей, или чем та, что была месяц назад… А вы все так же пишете «Проблемы с доверием».
– А вы все так же заглядываете в мой блокнот. Если вы не будете откровенны со мной, то тремор может вернуться. Вам кажется, что вы сумели убежать от войны, но в любой момент она может настигнуть вас снова…
– Вы думаете, я убегаю от войны? Нет, совсем нет. Я никогда не покидал поля боя. Это другая война, совсем другая, но тем не менее… Война с обстоятельствами, неудачами, судьбой, человеческим непониманием – я давно уже «воюю» на ней. Что изменилось за эту неделю? Я просто понял, что я на ней не один. Больше не один.

@темы: шерлок ввс, фики, непростая простая