Дедлайн как образ жизни
читать дальше
День 4
понедельник
*************
Запись в блоге:
Я уже говорил, как я ненавижу понедельники?
Все проблемы, решение которых вы оставили на выходные, разумеется, так и не были решены и обрушатся лавиной.
Вы везде и всюду опаздываете.
Ремонт метро начнут именно на вашей ветке.
Отлетит пуговица у единственной поглаженной рубашки, а на джинсы вы посадите пятно.
П.С. Между тем я начал задумываться, а не подыскать ли для моих мальчишек вторую маму (или третью, если считать «мамулей» меня).
*************
Если у вас есть четко выверенный распорядок жизни, и хоть один пункт сбивается, то и все остальное, наподобие снежного кома, начинает нестись кувырком. Джон это уже проходил – почти каждое утро.
А уж в утро понедельника – всегда.
Он мог бы прямо сейчас позвонить на работу и сказать, что опоздает, хотя до звонка будильника оставалось еще минут пять. Но, поскольку нет смысла переживать из-за неизбежности, Джон решил позволить себе просто понежиться эти пять минут в постели.
Выключив предварительно будильник на телефоне, чтоб не трезвонил попусту, ведь он уже проснулся, верно?
Следующее, что он услышал, был удивленный голос Майкрофта:
– А что, у тебя сегодня выходной?
– Выходной? – пробормотал Джон, переворачиваясь на другой бок. – Нет, выходной был вчера.
– Хм-м-м…
– Черт! – До Джона дошло, он моргнул раз, другой и резко сел. – Вот, черт!!
Развеселившийся Майкрофт, в идеально выглаженной школьной форме, направился вниз, пообещав приготовить коробку с обедом. Возможно, это слуховые галлюцинации, но Джону показалось, что он напевал при этом что-то из «Риголетто».
– Шерлок!! – заорал Джон, прыгая на одной ноге в попытке натянуть джинсы. – Подъем!!
Быстро собраться самому, поднять Шерлока, проверить его портфель и свой рюкзак, запихнуть в него что-нибудь, а то укачает, да и в себя тоже, хотя бы кофе.
Быстро, быстро, быстро…
Где все рубашки?
На плечиках висела только одна – самая нелюбимая, абсолютно белая. Он надевал ее только один раз, на тот самый случай, ради которого она и покупалась. И он совсем не хотел вспоминать сейчас об этом. А где остальные?
Стоп! Машинка, прачечная, рюкзак…
Разумеется, они в рюкзаке, который, вернувшись в субботу из прачечной, он кинул в угол под лестницей, и за воскресенье разобрать его руки так и не дошли. Черт! Он сорвал с плечиков рубашку, а надевал ее уже на ходу, спеша в Шерлокову комнату.
Младший, разумеется, спал. Не тратя времени на уговоры и пульверизатор, Джон подхватил его под мышки и взвалил на плечо, придерживая за ноги. Тот затряс головой, просыпаясь.
– И куда ты меня?
– В ванную. Только не вздумай там уснуть, мы и так опаздываем!
– Мы всегда опаздываем, но почему-то каждый раз успеваем! Как бы так опоздать, чтобы, наконец, не успеть?
Сгрузив зевающего Шерлока прямиком в ванну, Джон помчался вниз.
Щетка, паста…
Не попасть бы на рубашку.
Чистя зубы, он время от времени бросал косые взгляды на Майкрофта. Тот, оплот спокойствия в бурлящем океане утренних сборов, начинал его слегка раздражать. Шестнадцатилетние подростки просто не должны быть такими «правильными», этим они отнимают у взрослых священное право указывать, как им жить. И Джон бы, наверное, действительно почувствовал недовольство с легким оттенком зависти, если бы Майкрофт не готовил ему бутерброды. Готовил он их весьма оригинально. Слегка поддернув рукава и отступив от стола на шаг, чтобы, не дай бог, не заляпаться, он на вытянутых руках творил нечто. Нечто – потому что ничего подобного Джон не то что не ел, но даже и в глаза не видел, а потому смотрел с большим интересом.
Один кусок хлеба Макрофт намазывал майонезом, клал сверху тонкий пласт вареного мяса, добавлял каплю горчицы, лист салата, снова майонез и закрывал вторым куском хлеба. И получал любимый Джонов обед. Но затем он почему-то брал третий кусок, мазал его шоколадной пастой и прилеплял к первому, фактически превращая аппетитный сэндвич во что-то сомнительное.
Джону стало любопытно, и он хотел было спросить «Какого черта?», но сначала потянулся к подоконнику за полотенцем, и в этот момент от его рубашки с легким щелчком отскочила пуговица. Проводив ее взглядом и пробормотав «Ну здравствуй, день невезения», он понесся наверх.
Поменять не на что, а пуговица была вторая сверху, ее отсутствие будет заметно несмотря на халат, а значит, придется накинуть еще и свитер. И париться всю смену.
– Шерлок, – гаркнул он, проходя мимо ванны, – или ты сейчас же вылезаешь, или я эту дверь выбью!
Тот, видимо, почуяв в его голосе совсем не ласковые ноты, решил не бесить его еще больше и быстро шмыгнул в свою комнату. Чересчур быстро.
«Наверное, что-то натворил, – подумал Джон, быстро перебирая свитера. – Да нет, когда бы он успел. Наверное, у меня уже подозрительность перерастает в паранойю. Или я просто слишком хорошо его знаю».
Позавтракать он, разумеется, уже никак не успевал. Зато успевал проверить Шерлоков портфель, что было просто необходимо. Еще один кошачий череп в коробке с плотоядными жуками, выставленный на стол учителя биологии, и младший точно вылетит из школы.
Школьный портфель оказался рядом с его рабочим рюкзаком – оба притулились под вешалкой, будто мечтая спрятаться за полами курток и пальто. Перебирать вещи Шерлока, по ходу выбрасывая все, относящее к категориям «опасное» и «совершенно излишнее», приходилось одной рукой, во второй он держал сунутый Майкрофтом бутерброд (не тот, что с шоколадной пастой, нет, самый что ни на есть нормальный). Шерлоков портфель больше всего напоминал мусорную корзину. Из общей массы выделялась только небольшая аптечка (новая, засунутая, очевидно, Майкрофтом) и листок бумаги, выглядывающий со дна. Недостаточно измятый, чтобы принадлежать хозяину портфеля. Потянув за краешек, Джон освободил его из-под книг и прочей мелочи и осторожно развернул, ожидая какого-нибудь подвоха. Учитывая, как начался день, он просто обязан был там быть.
И разумеется, он там был.
Пробежав глазами листок пару раз, Джон прошел на кухню, потрясая им, как объявлением войны.
– Это что такое?
Майкрофта на кухне не было, но Шерлок, уже в школьной форме, сидел за столом, выскребая из банки остатки шоколадной пасты. Глянув на листок, он недовольно поморщился и признался:
– Освобождение.
– Это я понял. Но в вашей школе за просто так освобождение от занятий не дают, ты что, участвуешь в какой-то Олимпиаде или… О, черт, у тебя же сегодня конкурсное выступление!
– А я был уверен, что ты не вспомнишь!
– Да как я вообще мог об этом забыть! Во сколько оно начинается? И где твой концертный костюм?
– Неважно, – отмахнулся тот, доскребая донышко кончиком десертного ножа. – Я никуда не еду!
– Разумеется, ты едешь! – всплеснул руками Джон, но заставил себя успокоиться. – Это очень важный конкурс, я помню, твой учитель что-то говорил про это…
– Даже не беспокойся: он проходит в Школе Иегуди Менухина, в Суррее. Метро, три автобуса и еще пешком. В общей сложности – часа три добираться, а с твоей сегодняшней «везучестью» – все шесть. Мы уже опоздали.
– Когда он начинается?
– Через полтора часа, – пожал плечами Шерлок. – Мы точно не успеем.
– Марш за инструментом и костюмом, и не вздумай сочинить, что он не готов, я лично видел, как Майкрофт упаковывал его после последнего выступления, а значит, он сейчас висит в чехле, чистый, отглаженный и в полном наборе, включая носки, трусы и бабочку.
– Я же сказал, мы элементарно не…
– А я звоню на работу. И потом вызываю такси.
– Вот блин, – протянул Шерлок, запуская пятерню в и без того лохматые волосы. – Так мы можем и успеть.
– Ну, и что это было? – возмутился Джон, уже запихнув Шерлока в такси.
Рюкзак Майкрофт бросил куда-то им под ноги, впрочем, как и Шерлоков портфель, прежде чем помахать им и направиться в сторону метро. Скрипку (Джон сначала удостоверился в ее наличии в футляре) Шерлок нежно прижимал к себе, негодующе сопя. Концертный костюм в чехле был аккуратно уложен на переднее сидение. И вроде, все было на месте, но Джона не отпускало странное ощущение, будто он чего-то не учел.
А Шерлок продолжал недовольно сопеть, изображая из себя жертву родительского террора.
– Я просто не могу понять, почему ты вдруг решил ничего мне об этом конкурсе не говорить. Участвуй ты в какой-нибудь олимпиаде по истории или литературе, – Шерлок возмущенно фыркнул, закатывая глаза, – я бы еще понял! Но мне всегда казалось, что тебе нравится играть – действительно нравится. Что же случилось?
Шерлок продолжал молчать, посапывая все еще недовольно, но уже не так гневно. Джон помолчал, давая ему время немного подумать.
– Ты хочешь, чтобы я выступал? – со странной настороженностью наконец-то выдавил Шерлок.
– Я хочу, чтобы ты занимался тем, что тебе нравится, а мы оба знаем, как ты любишь показывать другим, кто на сцене круче. И я мог бы понять, разлюби ты саму игру, но ведь это и близко не так.
Осторожно положив футляр на сидение рядом с собой, Шерлок скинул ботинки и притянул колени к груди, забравшись на сидение с ногами.
– Ты совсем не понимаешь, насколько важен этот конкурс, верно? Он не просто один из многих. Победа дает право участвовать в международном юношеском конкурсе скрипачей имени того самого Иегуди Менухина.
– А это так… престижно?
– Это чрезвычайно престижно.
– Так что тебя не устраивает?
– Победы на конкурсах, в том числе и международных… Грант на обучение в консерватории, в Германии, разумеется… Поездки, новые конкурсы, гораздо более серьезные… Потом, наверно, ЛСО*, а лет через пять – ты уже концертмейстер и сотрудничаешь с кучей других оркестров, участвуешь в международных фестивалях и думаешь о сольной карьере.
– Звучит неплохо.
– Звучит ужасно, – передернул плечами Шерлок, зябко кутаясь в куртку, и Джону захотелось положить ладонь ему на загривок, захотелось так сильно, что аж кожа зудела, но он сдержался. Он не был уверен, что Шерлок ее не стряхнет.
– Чем же?
– Тем, как все закончится.
– Ты не знаешь, как все закончится.
– Я знаю, я видел, – он повернул голову на одно мгновение, но Джону этого оказалось достаточно, чтобы расшифровать его взгляд как «Ну пожалуйста, догадайся сам».
– Твой отец, – протянул Джон, разглядывая внимательно только что обнаруженное на джинсах пятно. Что это? Каша? – Я не думал, что ты его помнишь.
– Я не помню его самого, – Шерлок так же пристально смотрел на манжеты куртки – наверное, тоже успел где-то заляпаться. – Но я помню его похороны. Было много народу, все были в черном, и всем было наплевать.
– Взрослым свойственно скрывать свои эмоции…
– Они не скрывали. Им было скучно. И даже маме, а ведь она добрая, была доброй, было все равно.
Джон поскреб ногтем пятнышко – оно не оттиралось. Он не был готов к этому разговору, но чувствовал напряжение сидящего рядом сына и не мог просто отмахнуться, сказав «У тебя все будет по-другому».
– Он был так увлечен своей работой?
– Он жил ей.
– Но почему ты думаешь…
– Майкрофт. Однажды я спросил, что за человек звонит после Рождества, чтобы нас поздравить, и он рассказал о нем. И сказал, что мы очень похожи.
Чертов Майкрофт!
– Вряд ли он сам хорошо его знал.
– Когда ты разбирал мамины вещи, мы нашли коробку с документами, помнишь? Там были и альбом со старыми фотографиями, и папка с вырезками из газет, и его дипломы… Он тоже участвовал в этом конкурсе, он тоже в нем выиграл…
– Ты еще не выиграл.
– Я выиграю. Можешь воспринимать это как факт, – пожал плечами Шерлок. – И конкурс Иегуди Менухина – тоже, и получу грант на обучение, и уеду в Германию, и буду…
– Так-так-так. Стоп. Погоди минутку…
Вещи Мэри он решился разобрать совсем недавно, буквально несколько недель назад, коробку нашел, но сам не смотрел и детям не показывал, значит, Шерлок залез самостоятельно, но промолчал: ему было не просто любопытно, несмотря на всю свою отстраненность, он действительно переживал потерю. Странно, но Джон почувствовал внезапное облегчение.
Тогда, чуть более полугода назад, братья настояли в своем праве увидеть мать до похорон. Он сомневался, но Майкрофт проявил твердость, а Шерлок устроил такую истерику, что выбора просто не осталось. В морге оба вели себя на удивление сдержано, гораздо сдержанней, чем он, неоднократно видевший смерть людей, в том числе и близких. Их спокойные, невидящие взгляды заставили прийти в себя, хотя напряжение последних лет, вобравших в себя и ремиссию, и ухудшения, и дикую, необоснованную надежду, обрушилось девятым валом.
Но он выстоял и взял себя в руки. И смог удержаться от ничего не значащих слов утешения, когда в вечер после похорон Майкрофт, которому он помогал вынуть запонки, внезапно скривился и отвернулся, закусив губу и задрав подбородок повыше. Джон и сам так в детстве делал, надеясь, что непрошенные слезы вкатятся обратно.
Шерлок не плакал. Не плакал, не истерил и не впадал в меланхолию. Несколько последующих дней он был насуплен и чрезвычайно раздражен, но Джон это связывал скорее с толпой незнакомых людей, то и дело пытавшихся обнять или потрепать по голове «несчастного сиротку», и общей суетой, чем с проявлением горя. В этом смысле с Шерлоком всегда было не просто – если эмоции его лежали на поверхности, выплескиваясь кстати и некстати, то чувства прятались так глубоко, что иногда Джон задумывался, а правильно ли он поступил, отказавшись от помощи детского психолога.
Но отношения Шерлока с психологами были особой песней, и была эта песня саундтреком к фильму ужасов.
Потерев лицо ладонью, Джон повернулся к нахохлившемуся сыну и развернул его к себе лицом.
– Это ничего не значит, ты ведь понимаешь? Ни победы, ни гранты, ни все остальное – это все ничего не значит без твоего желания. Если ты не хочешь, то никуда не уедешь, да можешь вообще скрипку в руки не брать, тебе никто не указ.
– Неправда. Вы ведь говорили в субботу обо мне, верно? О моем будущем или как-то так, не отрицай, вы с Майкрофтом смотрели на меня слишком пристально, чтобы обсуждать мою «экстремальную» езду или подарок на день рождения.
– Да мы говорили о тебе, но и речи не было о том, чтобы заставить тебя заниматься чем-то, чего ты не хочешь. Хотя твой талант, безусловно, открывает замечательные перспективы…
– …и тебе бы хотелось, чтобы я занимался музыкой…
– Возможно, но к черту то, чего бы мне там ни хотелось!
– Это ты сейчас так говоришь!
– Я и потом так скажу!
– Вот уж вряд ли.
– Скажу!
– Хм-м.
– Дай лист и ручку.
– Что?
– Твой портфель: дай мне бумагу и чем написать.
Немного повозившись, Шерлок извлек из портфеля огрызок карандаша и отпечатанный с одной стороны лист. Положив бумагу на колено чистой стороной вверх, Джон начал писать:
– «Я, нижеподписавшийся Джон Х. Ватсон…»
– «…находясь в здравом уме и твердой памяти…» – подсказал Шерлок. Он встал коленями на сидение и теперь дышал ему в ухо, заглядывая через плечо.
– А это зачем?
– Чтоб ты мне потом не сказал, что я просто голову тебе задурил!
– Ну ладно. «…находясь в здравом уме и твердой памяти, клянусь…»
– «…торжественно клянусь…»
– Почему вдруг «торжественно»?
– А чего тебе не хватает? Фанфар и шампанского? Ты мою судьбу решаешь!
– Ладно-ладно, – фыркнул Джон, выводя на бумаге. – « …торжественно клянусь, что никогда не потребую, чтобы мой сын, Шерлок Холмс, занимался музыкой…»
– «…или чем-либо, связанным с музыкой…»
– «…или чем-либо, связанным…»
– «…или какой-либо другой деятельностью…»
– «…какой-либо другой…» Погоди, ты что, меня за идиота держишь? Этак тебя и посуду вымыть не заставишь.
– Ну ладно, ладно, – замахал руками сконфуженный Шерлок. – «…без его желания». Теперь подписывай. Дата.
И Джон подписал, робко надеясь, что сын не станет использовать образец его подчерка для каких-нибудь личных нужд.
Он сложил лист пополам и только тогда заметил, что же было напечатано с обратной стороны.
– Тест, тест по литературе?
– Угум, – согласно пробормотал что-то Шерлок, пытаясь вытянуть из его пальцев лист.
– Постой-ка, на нем завтрашнее число.
– Возможно, это потому, что нам его еще не давали.
– Так почему он оказался у тебя?
– Потому что учительница по литературе приклеила пароль от ноутбука к монитору! Ну кто так делает?
– Шерлок!
– Да я все равно ничего не решил!
– Тем более! Верни карандаш. Мы приедем минут через двадцать. Итак, первый вопрос…
___________________
*ЛСО – Лондонский симфонический оркестр.
Каждый раз перед очередным конкурсом, в котором участвовал Шерлок, у Джона что-то трепыхалось внутри. Странное волнение, самим Шерлоком, очевидно, не испытываемое.
Впервые оно себя проявило вскоре после того, как для «мистера Холмса» было сделано исключение, и ему, семилетнему, разрешили соревноваться в старшей группе.
До сих пор он всегда выигрывал и считал это правильным.
Джон уже успел привыкнуть к схеме: закулисная суета в гримерках, взгляды, бросаемые Шерлоком на остальных претендентов (не столько презрительные, сколько недоумевающие, мол, что они вообще здесь делают?), потом ярко освещенное пространство сцены, выступления – одно, второе, и вот выходит Шерлок.
Чуть откинув голову, он смотрит на софиты и лишь за мгновение до того, как устроить свою любимицу на плече, бросает взгляд вниз, на Джона, на пустое место рядом с ним (Мэри болеет уже не первый месяц, но Джону требуется много больше времени, чтобы избавиться от привычки покупать два билета). И только тогда начинает играть, и мир замирает.
Джон не слишком хорошо разбирался в музыке, он занимался ей лишь в далеком детстве, после того как мать решительно заявила, что он не станет солдафоном, и попыталась привить ему тонкий вкус и уважение к искусству. Отчасти у нее получилось – пусть он и не смог бы наиграть что-то кроме собачьего вальса, да и школьный кларнет казался чужеродным в руках, привыкших к медицинским инструментам, но полученных знаний хватало для того, чтобы не задумываясь отличать Баха от Бетховена, мурлыкать в душе кое-что из Бизе и понимать насколько потрясающе играет Шерлок. Наверно, поэтому, он никогда не сомневался в его победе и вежливо аплодировал другим выступающим, зная, что очередная грамота уедет все равно с ними и займет свое место в большом альбоме, который осторожно будут перелистывать тонкие, иссушенные болезнью руки.
В тот раз все начиналось совсем по-другому. Сначала его отказались пропустить в гримерку.
– Участники готовятся сами, – буркнула организатор, сверяясь со списком.
– Он со мной, – не останавливаясь бросил Шерлок, но затормозил и обернулся, когда понял, что Джон не следует за ним. – В чем дело?
– Участники готовятся сами, – повторила организатор, преграждая Джону путь.
– Я подожду в зале, – пожал плечами тот, глядя на Шерлока.
– Ну уж нет, ты пойдешь со мной.
– Шерлок…
– Остальные участники… – снова завела организатор.
– Остальные участники, – перебил ее Шерлок, зло прищурясь, – старше меня в среднем лет на десять. Да я без него и на сцену выйти не смогу!
– Э-э-э, – протянула женщина, и воспользовавшись ее растерянностью, он ухватил Джона за рукав пальто и повел за собой.
Они уже завернули за угол, когда Джон все же решил спросить:
– Ты правду сказал?
– Нет, в среднем они старше меня лет на восемь, здесь участники до шестнадцати, помнишь?
– Я не про это. Ты действительно не смог бы выйти без меня на сцену?
– Конечно, не смог бы! У тебя мой костюм и инструмент.
На сцену он тогда вышел обычной своей летящей походкой.
И отыграл великолепно. То есть, другие участники тоже были хороши, но ведь это Шерлок!
Однако со сцены он не уходил – убегал.
Он занял второе место.
Не обращая внимания на возмущенное бурчание, Джон вскочил с места, натыкаясь на чужие коленки, выбрался в проход и побежал за кулисы. Навстречу ему попалась лишь организатор, начавшая что-то говорить о Шерлоке, фото и призах, но он лишь отмахнулся, толкая нужную дверь. В гримерке было тихо – церемония награждения продолжалась, к тому же остальные конкурсанты наверняка захотят еще и сфотографироваться. Так что у него есть минут пять.
Концертные туфли валялись в углу, а Шерлок уже сдирал с шеи бабочку. Он часто-часто моргал, и на скулах алели два гневных пятна. Это остальные дети моргают перед тем, как заплакать. Шерлок же был зол. Нет, не просто зол – в бешенстве.
– Недостаточно технично? Мало опыта? Не классическая постановка руки? – шипел он, раздувая ноздри.
– Шерлок…
Тот обернулся к нему.
– Ты разве не понимаешь, почему? Я не играл хуже! – стянув смокинг, Шерлок запихнул его в пакет и отфутболил к туфлям. – Просто кое-кто из жюри решил, что для старших победа важнее. Еще одна галочка при поступлении в консерваторию!
– Ты играл потрясающе.
– В самом деле?
– Да. У меня дыхание перехватило.
Шерлок передернул плечами, усмехнулся краем рта, и гроза, вроде бы, прошла стороной.
На следующий год его превосходство предстало перед публикой и жюри во всей своей очевидности. Зал аплодировал стоя и вызывал на бис, забыв о лимите времени и других участниках. Получилось не слишком красиво, но Шерлок сиял.
Перед выступлением он уверенно подмигнул Джону, а тот зажал коленями неожиданно затрясшуюся левую ладонь.
Чертов тремор вернулся, разбивая надежду вновь заняться практикой – бывают хромые хирурги, но не бывает хирургов с трясущимися руками. Но тогда Шерлок был счастлив, и ему было почти наплевать. За прошедших пару лет немудрено было заметить систему: хотя рука могла затрястись в любое время, но перед концертами – всегда, обычно с самого утра.
Глянув на часы, Джон пожал плечами. До выступления оставалось минут двадцать, он уже видел каменные стены школы, однако рука, все еще сжимавшая листок с тестом по литературе и его «торжественной клятвой», даже и не думала дрожать. Он хотел, чтобы кто-нибудь ответил – почему, но спросить было некого – ни штатный психолог, ни Шерлок, смотрящий на его ладонь с тем же недоумением, что и он сам, не смогли бы подтвердить или опровергнуть то, что он и так знал.
На самом деле, он страстно желал подтолкнуть Шерлока к музыкальной карьере, и совсем не потому, что любил музыку или хотел однажды, ткнув в афишу, сказать «А это мой сын». И не потому, что считал, что глупо быть гением в определенной области и не использовать это. Он просто хотел, чтобы Шерлок занимался тем, что ему нравится, и был этим доволен. Уже сейчас было понятно, что у младшего Холмса ничего и никогда не будет в жизни «как у всех», и Джону казалось, определенность с карьерными планами внесет некую стабильность в его смутное будущее.
Наверное, он ошибался.
– Мы подъезжаем, – Шерлок потянул листок из его пальцев.
Последний раз зацепившись взглядом за слова «…клянусь, что никогда не потребую…», Джон позволил забрать листок и пожал плечами:
– Знаешь, чем бы ты ни решил заниматься, я все равно буду рад за тебя.
– Даже если я стану сантехником?
– О, тогда я буду просто в восторге! – совершенно серьезно ответил он и, посмотрев на счетчик, полез за кошельком, мысленно прощаясь с новой зимней курткой.
Часа через два, аплодируя кланяющемуся Шерлоку, Джон вспомнил, что забыл дома трость. Нога начала намекающе ныть, но он ее проигнорировал. Главное, рука не трясется.
Он больше беспокоился о Шерлоке, полагая, что его левая, пораненная в пятницу, может устать намного быстрее, но тот играл как ни в чем не бывало. Холмсы не пасуют перед обстоятельствами.
– Ты слышал, как он меня назвал? «Великолепный виртуоз»! Не просто виртуоз, а великолепный! Ну и куда мы теперь?
Они стояли на ступеньках школы: конкурс только что закончился, в зале еще звучали поздравления и сверкают вспышки, но «юное дарование» успело удрать от жаждущих взять интервью, и теперь теребило его рукав. Куртка нараспашку, в правой руке зажат футляр, под мышкой – хрустальная скрипка на золоченом основании, за плечами ранец, а в глазах сменившая восторг тоска.
– Пойдем уже отсюда, а?
Джон заставляет себя думать быстрее.
До ближайшей остановки минут тридцать (а с его ногой все шестьдесят), а потом еще на трех автобусах и метро. Займет это часа три, а то и больше, хорошо, что он отпросился на весь день. Можно снова вызвать такси, но вспомнив закинутые в ящик стола счета, Джон решительно отодвинул подальше эту идею. Можно попросить кого-нибудь подвезти, половина конкурсантов возвращалась в Лондон, однако представив в одной машине Шерлока, прижимающего к себе награду и без умолку анализирующего таланты и умственные способности окружающих, и одного из проигравших ребят, он отбросил и эту мысль тоже.
– Пошли.
Вчерашний дождь умыл тротуар и рыжую листву. Джон быстро вспоминает, как любил раньше долгие прогулки, и рюкзак за плечами, куда Шерлок успел уже запихнуть свою награду, совсем не кажется тяжелым.
А младший Холмс и вовсе в восторге носится кругами, задавая ему тысячу вопросов, сам же на них отвечая и споря с самим собой. Больше всего он сейчас напоминает кудрявого длинноногого щенка, спущенного с поводка. Настроение у Шерлока радостное, у Джона тоже, поэтому он, особо не задумываясь, задал первый пришедший в голову вопрос:
– А почему, собственно, «мамуля»?
– А как еще? – не задумываясь, откликнулся Шерлок. – Не «доктором Ватсоном» же нам тебя называть.
Джон пожал плечами. В семье Холмсов и в самом деле не было принято называть кого-то третьего по имени при разговоре друг с другом. Рассказывая Мэри о чем-либо, он обычно говорил «младший сын», «старший» или просто «наши мальчишки». Майкрофт все чаще называл Шерлока «мой дорогой брат», и Джон совсем не был уверен, а не брал ли он слово «дорогой» в язвительные кавычки (как ни крути, а чем старше становился Шерлок, тем дороже им обходились его эксперименты). Шерлок иногда говорил «мой занудливый брат», копируя преувеличенно вежливые интонации Холмса-старшего. Но Джон понятия не имел, как они называют его между собой. «Мамуля» его озадачила.
– По-моему, вполне нормально, это как титул.
– Серьезно?
– Ага. Ты как за маму.
– Хм-м…
– Ну не за отца же! – пренебрежительно фыркнул Шерлок.
– Ну, мне было бы приятно, назови вы меня так.
– Но это было бы неправдой.
– Да, но это общепринятое обозначение родителя мужского пола.
– Плевать на пол, я не про то. «Мама» – это статус. Тебе подходит больше.
– Да неужели?
– Да, тебя мы любим. – Джон споткнулся на ровном месте, а Шерлок продолжил беззаботно: – Я есть хочу. Что там тебе Майкрофт умудрился приготовить на обед?
Вскоре они уже сидели на остановке, и Джон достал коробку с ланчем. Шерлок внимательно рассмотрел сэндвич и слегка завистливо вздохнул:
– Ты только брату моему не говори, но все-таки он гений! – и, отлепив кусок с шоколадной пастой, остальное протянул Джону. – Полагаю, это его способ поздравить меня с победой.
– Ты думаешь, он знал, еще до того, как…
– Ты редко ешь сладкое, и никогда – с хлебом. Это точно для меня. Как и газировка. А вот банка кофе – тебе. Впрочем, хочешь – поменяемся?
– Да ни за что.
– А я тогда соглашусь, чтоб ты продиктовал мне сочинение.
– Только один раз отхлебнешь, понял? Один!
– Какая гадость!
– А я что говорил?
– Зачем вы вообще это пьете?
– Кто – мы?
– Вы – взрослые! Отдай мне газировку.
– Держи. И можешь не перерывать портфель, я изъял ту резиновую маску, что ты прикупил вчера тайком в лавке приколов.
– Но я потратил на нее все карманные деньги!
– А я не хочу, чтоб у водителя случился сердечный приступ. Вставай, этот автобус, кажется, наш.
Где-то между двумя пересадками Джон вспомнил о вчерашней встрече с «дамой с чешской фамилией» и порадовался крутому телефону с выходом в Инет. Он нашел страничку бывшего сослуживца, убедился, что тот действительно стал детективом, и отослал ему письмо, кратко обрисовав ситуацию и приложив фото.
Дело было сделано, душа успокоилась, и Джон, радуясь передышке, довольно откинулся в кресле, прикрыв глаза. До их остановки с очередной пересадкой было минут семь, и главное не задремать и вовремя разбудить тихо сопящего в шарф Шерлока, по-прежнему обнимающего футляр со скрипкой.
Народу в автобусе было немного, но тихие разговоры, чья-то музыка, прорывающаяся из наушников, шум мотора и водительское радио создавали ровный устойчивый гул. Непонятно, как Джон вообще услышал этот звук – тихий хрип на вдохе. Но тело, движимое то ли инстинктами, то ли чем-то, что засело так глубоко в подкорке, что уже даже не определялось, среагировало раньше, чем он успел сообразить: вскочив со своего места, Джон заозирался. И через секунду раздался вопль:
– О Боже, Джин, что с тобой? Что с тобой, Джин? – молодой человек в красной куртке тряс за плечо сидящую рядом девушку. Та дергала свой шарф, царапая кожу и силясь вдохнуть еще хоть немного.
Бледность, выраженный отек гортани, синюшные губы и кончики пальцев. Анафилактический шок.
– Остановите автобус! – заорал Джон и, хватаясь за высокие спинки кресел, побежал вперед по проходу. – Остановите!!
Автобус вильнул к обочине и затормозил. Джон завалился вперед, но удержался, выпрямился и отпихнул парня.
– Отстаньте от нее, я врач!
– Что случилось? Что случилось?
– Да заткнетесь вы?
Действовать надо было быстро, но здесь, в узком проходе, среди толпы вскочивших с мест людей, и развернуться-то было негде.
Натужно крякнув, Джон вытащил девушку из кресла и подхватил на руки.
– Откройте двери! Шерлок, хватай вещи и быстро за мной!
Кто-то успел выскочить вперед него и расстелить свою куртку прямо на асфальте. Положив на нее девушку, уже потерявшую сознание, он одной рукой зафиксировал нижнюю челюсть и язык, повернув ей голову на бок, другой развязал на ней шарф и принялся расстегивать куртку.
– Шерлок, твой портфель, аптечка!
Господи, благослови Майкрофта, догадавшегося ее туда запихнуть! В его рюкзаке тоже была, но на самом дне, хотя и она ему потребуется, но сначала – вот они! Адреналин. Физраствор. Осторожно введя иглу и почувствовав, как постепенно опускается поршень, Джон смог перевести дыхание.
– Теперь мой рюкзак. Аптечка на самом…
– Я знаю, – перебил Шерлок, уже засунув руку в нутро рюкзака по самый локоть. – Что достать?
– Белая коробка, одноразовые скальпели – достань один, но не вскрывай. Спиртовые салфетки: протри руки и дай пару мне. Достань из упаковки одноразовый шприц, вынь иглу и поршень и положи пока обратно. Будем надеяться, что все это нам не понадобится. Где ее парень?
– За твоей спиной.
Джон обернулся, не меняя позы:
– На что у нее аллергия?
– У нее аллергия?!
– Она что-нибудь ела?
– Что?
– Ела что-нибудь?
– Н-нет, вроде нет.
– Пила? Газировку, сок?
– Я н-не…
– Новые лекарства, антибиотики?
– Н-не знаю…
– Вы же сидели рядом, как она себя вела? Болело что-нибудь? Чесалось? Думайте, ну!
– К-кажется, она сказала… ей казалось, ее кто-то укусил. В ногу, над коленкой.
– В какую?
– П-п-пр..
– Ясно! Шерлок, жгут! И кто-нибудь догадался позвонить в скорую?
Следующие пятнадцать минут он запомнил посекундно – в основном потому, что диктовал Шерлоку, когда и что делал, и какова была реакция. Девушка дышала с хрипами, тяжело, и пару раз Джон брался за скальпель, мысленно намечая линию разреза. Шерлок присел рядом, на куртку Джона и спокойно записывал на вырванном из тетради листе необходимую медикам информацию, отвлекшись лишь пару раз. Первый – когда они, склонившись вместе над ногой девушки, изучали пятно воспаленной кожи.
– Я не вижу жала, – пожал плечами Джон, – скорее всего, это не пчела и не оса.
Подумав немного, Шерлок достал из кармана лупу, покрутил ее так и эдак и согласился:
– Жала нет.
Во второй раз, когда стали уже видны мигалки скорой, а Джон задался вопросом, следует ли вводить еще одну дозу адреналина, или дождаться приезда медиков, пришла смска. Пощелкав кнопочками, Шерлок хмыкнул:
– Майкрофт. Спрашивает, что ты делаешь на юТубе.
– Вот черт.
– Ты стал героем дня минут на двадцать.
– Проклятье.
– Зато твои коллеги, может быть, нас подвезут? А то в автобусе тебя теперь в покое не оставят.
Их действительно подвезли, но не скорая, к великому огорчению Шерлока, успевшего приметить сквозь распахнутые дверцы много всего интересного, а просто проезжавший мимо парень, притормозивший, чтоб полюбопытствовать, а что же тут произошло.
Вдруг в открытое окно его машины сунулась кудрявая голова и объявила:
– Он только что спас человеку жизнь, а я ему ассистировал. Но у нас нет бэтмобиля, может, подкинете до города?
– Откуда ты знаешь про бэтмобиль? – Комиксы – это, пожалуй, последнее, что мог представить себе Джон в руках у Шерлока в качестве чтива.
– Одноклассники! Подожди еще пару лет, и моя голова окажется набитой кучей всякого бесполезного хлама. Вроде нашей кладовой. Ты хоть примерно представляешь, сколько там всего хранится? А ведь мы переехали не так давно.
– Треть этих вещей – твои награды, изобретения и те подарки на дни рождения и Рождество, которые ты решил не распаковывать.
– Я и так знаю, что в них, они бесполезны, а в моей комнате не так уж много места.
– Но чертовы статуэтки!
– Я хотел сначала отдать их мистеру Крамеру, но он сказал, что такая наглядная демонстрация успехов одного ученика может плохо сказаться на мотивации других. Почему – я так и не понял, но не настаивать же, верно?
– Да уж. Кстати, ты сейчас к нему?
– Да, он все переживал, что я не поеду.
– И ты хочешь его успокоить?
– Нет, я хочу показать твою «торжественную клятву». Может, тогда он перестанет суетиться, приглашая своих знакомых по музыкальному цеху, чтобы меня послушать и оценить. А ты в госпиталь?
– Нет, я с тобой.
– Что? Зачем?
– Давно пора поговорить с вашим директором. Полагаю, у него ко мне будут вопросы.
– Нет-нет, это совершенно излишне!
– Шерлок…
– Да я сам все тебе расскажу!
– Не то чтобы я тебе не доверял, но предпочитаю услышать некоторые вещи от лица не столь заинтересованного. И кстати, интересно, почему мне не рассказал Майкрофт, если есть что рассказывать? А если нет, то тебе и бояться нечего.
– Майкрофт кое о чем замалчивал. Возможно, потому, что я его шантажировал, или потому, что сам считал все это незначительным…
– Ты шантажировал Майкрофта?! Серьезно? – Как Джон ни старался, но в его голосе слышалось скорее восхищение, чем упрек. – Как тебе это удалось?
– О, это давняя история, думаю, ты ее и так знаешь. Просто не складываешь все факты… Ты ведь в курсе, как трепетно Майкрофт относится к своему имени? Никаких сокращений. Я, впрочем, тоже, но не так сильно бешусь.
– Но я пару раз слышал, как мама называла тебя «Локи».
– Мама любила мифологию, думаю, ей казалось это забавным*. Так вот, Майкрофту было совсем не весело. Первый раз это случилось, когда мне было года два. Мы вместе с мамой заехали забрать его из школы, ее подозвала учительница, а меня оставили играть с братом и его друзьями – они строили модель лунохода…
– И ты ее сломал?
– Хуже, я назвал его «Майки».
– «Майки»?
– Да, раз пять. Он, конечно, смотрел на меня сердито, но я ведь просто плохо тогда выговаривал некоторые звуки, так что мне сошло с рук. Но это было еще не самое страшное. На следующий день все одноклассники уже звали его только так. А через неделю – и учителя. Его спас перевод в Хэрроу.
– Я так понимаю, это еще не конец?
– Нет, через пару лет история повторилась. Я не то чтобы специально его так назвал, просто подразнить хотел, он тогда был ужасным воображалой. Да и всего-то один раз произнес, но опять же рядом были его товарищи по бильярдному клубу, и они до сих пор зовут его только так.
– И поэтому…
– И поэтому, когда я пригрозил, что могу «случайно» обмолвиться в школе, он быстро согласился, что некоторые моменты не настолько важны, чтоб тебя из-за них беспокоить… – довольно улыбнулся Шерлок.
– Очень мило с его стороны.
– Да, я тоже так подумал.
Глянув в окно, Джон обернулся к водителю:
– О, вот и наш район. Спасибо, что подвезли. Вылезай, думальщик… и вещи не забудь… и скажи «спасибо»!
– Спасибо, дорогой водитель! Но вы зря прячете сигареты, ваша матушка все равно знает, что вы курите.
– Шерлок!
Все общеобразовательные школы выглядят одинаково, по крайней мере так казалось Джону. Эта мало чем отличалась от его собственной, и он прекрасно понимал, что братьям Холмс здесь не место. Сыновья известного музыканта и женщины, аристократизм которой проявлялся в каждом жесте, слове, поступке, должны были обучаться в Хэрроу или какой-нибудь другой, столь же престижной школе, где их происхождение было бы уместно, а незаурядность воспринималась бы с должным энтузиазмом. Поначалу так оно все и было, но вскоре стало понятно, что им придется переехать в район попроще, да и Хэрроу для Майкрофта в следующем году их бюджет не потянет. Наиболее подходящей, наверное, была бы ближайшая к дому школа, однако в этой работал мистер Крамер, преподаватель Шерлока, к которому он мог прийти сразу после занятий, перекусив в кафе при школе.
– Так, – принял на себя командование Джон, убедившись, что у директора и впрямь сейчас приемные часы, – мигом туда и обратно. Вернешься и будешь ждать меня в приемной пока не позову. А если позову, будешь вести себя вежливо!
– Улыбаться и молчать!
– Хм, верно.
Директор встретил его слишком радостно. Одно это должно было уже насторожить Джона, но он почему-то решил, что сегодняшний день и так превзошел сам себя по своей событийности, так что больше сюрпризов быть не должно. Но он совершенно выпустил из виду, что сегодня понедельник, а ненавидит он понедельники совсем не просто так.
Первые пять минут озадачили – он никак не мог понять, за того ли его принимает директор. Дважды уточнив, что является опекуном братьев Холмс, Джон все же поверил, что за того. Однако говорили они о совершенно разных детях. В основном, конечно, об одном конкретном ребенке. Директор сыпал прилагательными, а он лишь таращил глаза, не понимая, чего, собственно, вообще от него хотят – «ленивый», «невнимательный», «равнодушный к новому» – это точно не о его сыне. На пятнадцатой минуте он впал в некую прострацию, задумчиво изучая картину за директорской спиной и кивая в такт речитативу. Из ступора его вывел Шерлок, проскользнувший в чуть приоткрытую дверь и усевшийся рядом. Джон было обрадовался: кто-кто, а уж Шерлок-то всегда умел превращать подобную тягомотину во что-то забавное. Но тот, зеркально скопировав его позу и даже также приподняв бровь, тоже принялся кивать. Теперь со стороны они, наверное, напоминали двух печальных собачек с пружинками вместо шей.
Минут через пять, когда Джон стал уже засыпать, директор замолчал, очевидно, ожидая от них какой-то реакции и, не дождавшись, спросил:
– Вы со мной согласны?
– М-м? – приподнял брови Джон.
– Так вы согласны?
– У меня остались вопросы. Я так понял, вы ведете они из предметов…
– Историю.
– А ваша жена – литературу? – краем уха он уловил, как тихо фыркнул Шерлок.
– С чего вы взяли?
– Да так, ассоциации. Но теперь я понимаю, почему мой сын так не любит эти два интереснейших предмета.
– Поэтому я предлагаю перейти на иной темп обучения…
– Полностью с вами согласен, – кивнул Джон и сказал то, что полчаса назад и вовсе говорить не собирался, но чертов понедельник прямо-таки просился стать Днем Важных Решений: – Вообще-то я зашел сказать, что начинаю оформлять бумаги для перевода Шерлока на домашнее обучение.
– Что? – воскликнул Шерлок.
– Что? – повторил директор. – Нет, постойте-ка…
– Разве вы не на это намекали? – Джон встал, расправляя плечи.
– Нет, я…
– Вы получили кучу грантов для школы, козыряя успехами Шерлока, как своим личным достижением. Надеюсь, вы понимаете, что теперь это закончилось. Шерлок, идем.
Исключительно по привычке кивнув на прощание и игнорируя несущиеся вслед фразы из мрачных предупреждений и увещеваний, Джон устремился к выходу. На ходу он обернулся к подпрыгивающему рядом Шерлоку – тот светился суперновой, блестел счастливыми глазами и улыбался во весь рот.
– Знаешь, а пожалуй, я был не совсем прав, – начал Джон. – Не бледней, я не про это. Я о вежливости. О, ну помнишь, быть милым…
– …улыбаться и молчать!
– Именно. Но похоже, в отношении тебя это замечательное правило действует только в исключительных ситуациях. И я наверняка пожалею о своих следующих словах, но предлагаю сделать так: никогда не забывай здороваться и вовремя вставлять «спасибо» и «пожалуйста», а в остальном – говори, что считаешь нужным, так будет легче. Тебя, конечно, будут считать ужасно бесцеремонным, но никто не назовет дурно воспитанным.
– Серьезно? Но ведь сегодня не Рождество, а у меня столько подарков.
Покосившись на левую руку, Джон лишь плечами пожал. Рука не дрожала. Нога не болела, и он только сейчас, впервые за много часов, вспомнил о трости, которой с ним не было и которая, похоже, была и вовсе ему не нужна.
Он мог бы сказать Шерлоку, что жизнь по новым правилам может начинаться не только в Рождество, но какого черта? Его впереди ожидал совсем не праздник.
Он переведет Шерлока на домашнее обучение, а сам попробует вернуться в хирургию. Или перейдет на «скорую» – ночные смены, за них много платят, а днем сможет помогать юному гению усваивать школьный материал. И может быть, однажды, когда-нибудь, в глазах Шерлока блеснет тот самый огонь, что заставил его самого однажды взять в руки Атлас анатомии и сказать себе: «Да, это – мое, это – навсегда».
– Абсолютно серьезно.
Вечер выдался на удивление спокойным.
То, что нужно – после такого-то дня.
Сосредоточенно разглядывая замороженную курицу, Джон как раз прикидывал, что бы такое приготовить на ужин, чтобы хватило и на завтрашний обед, когда его отвлек Майкрофт. Он только что вернулся и, даже не скинув пальто, прошел в кухню.
– Не мог бы ты кое в чем мне помочь?
– Если это в моих силах.
– Я видел в кладовой боксерскую грушу – помоги мне вынести ее и установить? И кажется, я видел у тебя пару перчаток… И если найдется время показать, с чего начинать…
– Бокс? Ты решил заняться боксом?
– Хм…
– Майкрофт Холмс, у меня был совсем не простой день, поэтому лучше тебе расколоться быстро…
– Я больше не могу заниматься с Грегом за деньги. Но помощь с математикой ему по-прежнему нужна, и он предложил обмен: я пытаюсь привить ему азы математики, а он мне – основы бокса. Он придет через пару часов, и мне не хотелось бы выглядеть совсем идиотом…
– Ты действительно готов предстать перед кем-то в потных футболке и штанах?
Поправив идеально белые манжеты, тот тоскливо вздохнул:
– Говорят, любовь подразумевает жертвенность…
– Верно, – хмыкнул Джон и, бросив курицу в раковину, вытер руки. – Иди переодевайся. А я пока откопаю грушу.
Сытный ужин навевал дремоту, но Джон уверял себя, что спать еще рано. Старшие мальчишки увлеченно колотили в подвале грушу, позабыв про ужин, перекусивший Шерлок вернулся к процессу гипнотизирования машинки.
Выдались свободные минутки, и Джон решил заняться хоть чем-то полезным. Но как известно, все хорошее заканчивается поразительно быстро.
– Можно войти? – поинтересовался Шерлок и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь в его комнату.
– Нет.
– А чем ты занимаешься?
– Ничем.
– Ух ты, это что – голая девушка?
– Шерлок…
– Разрезанная голая девушка?
– Шерлок, это запись операции. И я не думаю, что тебе следует это видеть.
– Не больно-то и хотелось, – пожал плечами тот, глянув на погасший экран. – Я, вообще-то, пришел сказать, что Майкрофт нарядился в свой лучший костюм, а второй свой лучший костюм дал Лестрейду. Они вроде как куда-то собираются, но братец говорит, что к двенадцати будет дома…
– Ладно. Что-нибудь еще?
– Может, почитаешь? Ой, ну только не надо улыбаться с выражением лица «Ну я же говорил!».
– Все-все, больше не буду, – рассмеялся Джон. – Принес книгу? Устраивайся поудобнее… Хэй, это мой плед!
– Не будь жадиной, дай хоть половину!
– Хватит ерзать! Успокоился? – выдержав короткую паузу, Джон начал: – «Это был очень длинный, суетный, но ужасно правильный день…»
– Глава не так начинается! – вскинул голову Шерлок.
– Конечно нет, это про нас. А на Корфу… «Шли последние дни уходящего лета…»
_______________________
*Локи – популярный персонаж скандинавской мифологии, тип мифологического плута (трикстера), в котором переплетены черты комизма и демонизма.
Трикстер (англ. trickster — обманщик, ловкач) в мифологии, фольклоре и религии — божество, дух, человек или антропоморфное животное, совершающее противоправные действия или, во всяком случае, не подчиняющееся общим правилам поведения.
День 4
понедельник
*************
Запись в блоге:
Я уже говорил, как я ненавижу понедельники?
Все проблемы, решение которых вы оставили на выходные, разумеется, так и не были решены и обрушатся лавиной.
Вы везде и всюду опаздываете.
Ремонт метро начнут именно на вашей ветке.
Отлетит пуговица у единственной поглаженной рубашки, а на джинсы вы посадите пятно.
П.С. Между тем я начал задумываться, а не подыскать ли для моих мальчишек вторую маму (или третью, если считать «мамулей» меня).
*************
Если у вас есть четко выверенный распорядок жизни, и хоть один пункт сбивается, то и все остальное, наподобие снежного кома, начинает нестись кувырком. Джон это уже проходил – почти каждое утро.
А уж в утро понедельника – всегда.
Он мог бы прямо сейчас позвонить на работу и сказать, что опоздает, хотя до звонка будильника оставалось еще минут пять. Но, поскольку нет смысла переживать из-за неизбежности, Джон решил позволить себе просто понежиться эти пять минут в постели.
Выключив предварительно будильник на телефоне, чтоб не трезвонил попусту, ведь он уже проснулся, верно?
Следующее, что он услышал, был удивленный голос Майкрофта:
– А что, у тебя сегодня выходной?
– Выходной? – пробормотал Джон, переворачиваясь на другой бок. – Нет, выходной был вчера.
– Хм-м-м…
– Черт! – До Джона дошло, он моргнул раз, другой и резко сел. – Вот, черт!!
Развеселившийся Майкрофт, в идеально выглаженной школьной форме, направился вниз, пообещав приготовить коробку с обедом. Возможно, это слуховые галлюцинации, но Джону показалось, что он напевал при этом что-то из «Риголетто».
– Шерлок!! – заорал Джон, прыгая на одной ноге в попытке натянуть джинсы. – Подъем!!
Быстро собраться самому, поднять Шерлока, проверить его портфель и свой рюкзак, запихнуть в него что-нибудь, а то укачает, да и в себя тоже, хотя бы кофе.
Быстро, быстро, быстро…
Где все рубашки?
На плечиках висела только одна – самая нелюбимая, абсолютно белая. Он надевал ее только один раз, на тот самый случай, ради которого она и покупалась. И он совсем не хотел вспоминать сейчас об этом. А где остальные?
Стоп! Машинка, прачечная, рюкзак…
Разумеется, они в рюкзаке, который, вернувшись в субботу из прачечной, он кинул в угол под лестницей, и за воскресенье разобрать его руки так и не дошли. Черт! Он сорвал с плечиков рубашку, а надевал ее уже на ходу, спеша в Шерлокову комнату.
Младший, разумеется, спал. Не тратя времени на уговоры и пульверизатор, Джон подхватил его под мышки и взвалил на плечо, придерживая за ноги. Тот затряс головой, просыпаясь.
– И куда ты меня?
– В ванную. Только не вздумай там уснуть, мы и так опаздываем!
– Мы всегда опаздываем, но почему-то каждый раз успеваем! Как бы так опоздать, чтобы, наконец, не успеть?
Сгрузив зевающего Шерлока прямиком в ванну, Джон помчался вниз.
Щетка, паста…
Не попасть бы на рубашку.
Чистя зубы, он время от времени бросал косые взгляды на Майкрофта. Тот, оплот спокойствия в бурлящем океане утренних сборов, начинал его слегка раздражать. Шестнадцатилетние подростки просто не должны быть такими «правильными», этим они отнимают у взрослых священное право указывать, как им жить. И Джон бы, наверное, действительно почувствовал недовольство с легким оттенком зависти, если бы Майкрофт не готовил ему бутерброды. Готовил он их весьма оригинально. Слегка поддернув рукава и отступив от стола на шаг, чтобы, не дай бог, не заляпаться, он на вытянутых руках творил нечто. Нечто – потому что ничего подобного Джон не то что не ел, но даже и в глаза не видел, а потому смотрел с большим интересом.
Один кусок хлеба Макрофт намазывал майонезом, клал сверху тонкий пласт вареного мяса, добавлял каплю горчицы, лист салата, снова майонез и закрывал вторым куском хлеба. И получал любимый Джонов обед. Но затем он почему-то брал третий кусок, мазал его шоколадной пастой и прилеплял к первому, фактически превращая аппетитный сэндвич во что-то сомнительное.
Джону стало любопытно, и он хотел было спросить «Какого черта?», но сначала потянулся к подоконнику за полотенцем, и в этот момент от его рубашки с легким щелчком отскочила пуговица. Проводив ее взглядом и пробормотав «Ну здравствуй, день невезения», он понесся наверх.
Поменять не на что, а пуговица была вторая сверху, ее отсутствие будет заметно несмотря на халат, а значит, придется накинуть еще и свитер. И париться всю смену.
– Шерлок, – гаркнул он, проходя мимо ванны, – или ты сейчас же вылезаешь, или я эту дверь выбью!
Тот, видимо, почуяв в его голосе совсем не ласковые ноты, решил не бесить его еще больше и быстро шмыгнул в свою комнату. Чересчур быстро.
«Наверное, что-то натворил, – подумал Джон, быстро перебирая свитера. – Да нет, когда бы он успел. Наверное, у меня уже подозрительность перерастает в паранойю. Или я просто слишком хорошо его знаю».
Позавтракать он, разумеется, уже никак не успевал. Зато успевал проверить Шерлоков портфель, что было просто необходимо. Еще один кошачий череп в коробке с плотоядными жуками, выставленный на стол учителя биологии, и младший точно вылетит из школы.
Школьный портфель оказался рядом с его рабочим рюкзаком – оба притулились под вешалкой, будто мечтая спрятаться за полами курток и пальто. Перебирать вещи Шерлока, по ходу выбрасывая все, относящее к категориям «опасное» и «совершенно излишнее», приходилось одной рукой, во второй он держал сунутый Майкрофтом бутерброд (не тот, что с шоколадной пастой, нет, самый что ни на есть нормальный). Шерлоков портфель больше всего напоминал мусорную корзину. Из общей массы выделялась только небольшая аптечка (новая, засунутая, очевидно, Майкрофтом) и листок бумаги, выглядывающий со дна. Недостаточно измятый, чтобы принадлежать хозяину портфеля. Потянув за краешек, Джон освободил его из-под книг и прочей мелочи и осторожно развернул, ожидая какого-нибудь подвоха. Учитывая, как начался день, он просто обязан был там быть.
И разумеется, он там был.
Пробежав глазами листок пару раз, Джон прошел на кухню, потрясая им, как объявлением войны.
– Это что такое?
Майкрофта на кухне не было, но Шерлок, уже в школьной форме, сидел за столом, выскребая из банки остатки шоколадной пасты. Глянув на листок, он недовольно поморщился и признался:
– Освобождение.
– Это я понял. Но в вашей школе за просто так освобождение от занятий не дают, ты что, участвуешь в какой-то Олимпиаде или… О, черт, у тебя же сегодня конкурсное выступление!
– А я был уверен, что ты не вспомнишь!
– Да как я вообще мог об этом забыть! Во сколько оно начинается? И где твой концертный костюм?
– Неважно, – отмахнулся тот, доскребая донышко кончиком десертного ножа. – Я никуда не еду!
– Разумеется, ты едешь! – всплеснул руками Джон, но заставил себя успокоиться. – Это очень важный конкурс, я помню, твой учитель что-то говорил про это…
– Даже не беспокойся: он проходит в Школе Иегуди Менухина, в Суррее. Метро, три автобуса и еще пешком. В общей сложности – часа три добираться, а с твоей сегодняшней «везучестью» – все шесть. Мы уже опоздали.
– Когда он начинается?
– Через полтора часа, – пожал плечами Шерлок. – Мы точно не успеем.
– Марш за инструментом и костюмом, и не вздумай сочинить, что он не готов, я лично видел, как Майкрофт упаковывал его после последнего выступления, а значит, он сейчас висит в чехле, чистый, отглаженный и в полном наборе, включая носки, трусы и бабочку.
– Я же сказал, мы элементарно не…
– А я звоню на работу. И потом вызываю такси.
– Вот блин, – протянул Шерлок, запуская пятерню в и без того лохматые волосы. – Так мы можем и успеть.
– Ну, и что это было? – возмутился Джон, уже запихнув Шерлока в такси.
Рюкзак Майкрофт бросил куда-то им под ноги, впрочем, как и Шерлоков портфель, прежде чем помахать им и направиться в сторону метро. Скрипку (Джон сначала удостоверился в ее наличии в футляре) Шерлок нежно прижимал к себе, негодующе сопя. Концертный костюм в чехле был аккуратно уложен на переднее сидение. И вроде, все было на месте, но Джона не отпускало странное ощущение, будто он чего-то не учел.
А Шерлок продолжал недовольно сопеть, изображая из себя жертву родительского террора.
– Я просто не могу понять, почему ты вдруг решил ничего мне об этом конкурсе не говорить. Участвуй ты в какой-нибудь олимпиаде по истории или литературе, – Шерлок возмущенно фыркнул, закатывая глаза, – я бы еще понял! Но мне всегда казалось, что тебе нравится играть – действительно нравится. Что же случилось?
Шерлок продолжал молчать, посапывая все еще недовольно, но уже не так гневно. Джон помолчал, давая ему время немного подумать.
– Ты хочешь, чтобы я выступал? – со странной настороженностью наконец-то выдавил Шерлок.
– Я хочу, чтобы ты занимался тем, что тебе нравится, а мы оба знаем, как ты любишь показывать другим, кто на сцене круче. И я мог бы понять, разлюби ты саму игру, но ведь это и близко не так.
Осторожно положив футляр на сидение рядом с собой, Шерлок скинул ботинки и притянул колени к груди, забравшись на сидение с ногами.
– Ты совсем не понимаешь, насколько важен этот конкурс, верно? Он не просто один из многих. Победа дает право участвовать в международном юношеском конкурсе скрипачей имени того самого Иегуди Менухина.
– А это так… престижно?
– Это чрезвычайно престижно.
– Так что тебя не устраивает?
– Победы на конкурсах, в том числе и международных… Грант на обучение в консерватории, в Германии, разумеется… Поездки, новые конкурсы, гораздо более серьезные… Потом, наверно, ЛСО*, а лет через пять – ты уже концертмейстер и сотрудничаешь с кучей других оркестров, участвуешь в международных фестивалях и думаешь о сольной карьере.
– Звучит неплохо.
– Звучит ужасно, – передернул плечами Шерлок, зябко кутаясь в куртку, и Джону захотелось положить ладонь ему на загривок, захотелось так сильно, что аж кожа зудела, но он сдержался. Он не был уверен, что Шерлок ее не стряхнет.
– Чем же?
– Тем, как все закончится.
– Ты не знаешь, как все закончится.
– Я знаю, я видел, – он повернул голову на одно мгновение, но Джону этого оказалось достаточно, чтобы расшифровать его взгляд как «Ну пожалуйста, догадайся сам».
– Твой отец, – протянул Джон, разглядывая внимательно только что обнаруженное на джинсах пятно. Что это? Каша? – Я не думал, что ты его помнишь.
– Я не помню его самого, – Шерлок так же пристально смотрел на манжеты куртки – наверное, тоже успел где-то заляпаться. – Но я помню его похороны. Было много народу, все были в черном, и всем было наплевать.
– Взрослым свойственно скрывать свои эмоции…
– Они не скрывали. Им было скучно. И даже маме, а ведь она добрая, была доброй, было все равно.
Джон поскреб ногтем пятнышко – оно не оттиралось. Он не был готов к этому разговору, но чувствовал напряжение сидящего рядом сына и не мог просто отмахнуться, сказав «У тебя все будет по-другому».
– Он был так увлечен своей работой?
– Он жил ей.
– Но почему ты думаешь…
– Майкрофт. Однажды я спросил, что за человек звонит после Рождества, чтобы нас поздравить, и он рассказал о нем. И сказал, что мы очень похожи.
Чертов Майкрофт!
– Вряд ли он сам хорошо его знал.
– Когда ты разбирал мамины вещи, мы нашли коробку с документами, помнишь? Там были и альбом со старыми фотографиями, и папка с вырезками из газет, и его дипломы… Он тоже участвовал в этом конкурсе, он тоже в нем выиграл…
– Ты еще не выиграл.
– Я выиграю. Можешь воспринимать это как факт, – пожал плечами Шерлок. – И конкурс Иегуди Менухина – тоже, и получу грант на обучение, и уеду в Германию, и буду…
– Так-так-так. Стоп. Погоди минутку…
Вещи Мэри он решился разобрать совсем недавно, буквально несколько недель назад, коробку нашел, но сам не смотрел и детям не показывал, значит, Шерлок залез самостоятельно, но промолчал: ему было не просто любопытно, несмотря на всю свою отстраненность, он действительно переживал потерю. Странно, но Джон почувствовал внезапное облегчение.
Тогда, чуть более полугода назад, братья настояли в своем праве увидеть мать до похорон. Он сомневался, но Майкрофт проявил твердость, а Шерлок устроил такую истерику, что выбора просто не осталось. В морге оба вели себя на удивление сдержано, гораздо сдержанней, чем он, неоднократно видевший смерть людей, в том числе и близких. Их спокойные, невидящие взгляды заставили прийти в себя, хотя напряжение последних лет, вобравших в себя и ремиссию, и ухудшения, и дикую, необоснованную надежду, обрушилось девятым валом.
Но он выстоял и взял себя в руки. И смог удержаться от ничего не значащих слов утешения, когда в вечер после похорон Майкрофт, которому он помогал вынуть запонки, внезапно скривился и отвернулся, закусив губу и задрав подбородок повыше. Джон и сам так в детстве делал, надеясь, что непрошенные слезы вкатятся обратно.
Шерлок не плакал. Не плакал, не истерил и не впадал в меланхолию. Несколько последующих дней он был насуплен и чрезвычайно раздражен, но Джон это связывал скорее с толпой незнакомых людей, то и дело пытавшихся обнять или потрепать по голове «несчастного сиротку», и общей суетой, чем с проявлением горя. В этом смысле с Шерлоком всегда было не просто – если эмоции его лежали на поверхности, выплескиваясь кстати и некстати, то чувства прятались так глубоко, что иногда Джон задумывался, а правильно ли он поступил, отказавшись от помощи детского психолога.
Но отношения Шерлока с психологами были особой песней, и была эта песня саундтреком к фильму ужасов.
Потерев лицо ладонью, Джон повернулся к нахохлившемуся сыну и развернул его к себе лицом.
– Это ничего не значит, ты ведь понимаешь? Ни победы, ни гранты, ни все остальное – это все ничего не значит без твоего желания. Если ты не хочешь, то никуда не уедешь, да можешь вообще скрипку в руки не брать, тебе никто не указ.
– Неправда. Вы ведь говорили в субботу обо мне, верно? О моем будущем или как-то так, не отрицай, вы с Майкрофтом смотрели на меня слишком пристально, чтобы обсуждать мою «экстремальную» езду или подарок на день рождения.
– Да мы говорили о тебе, но и речи не было о том, чтобы заставить тебя заниматься чем-то, чего ты не хочешь. Хотя твой талант, безусловно, открывает замечательные перспективы…
– …и тебе бы хотелось, чтобы я занимался музыкой…
– Возможно, но к черту то, чего бы мне там ни хотелось!
– Это ты сейчас так говоришь!
– Я и потом так скажу!
– Вот уж вряд ли.
– Скажу!
– Хм-м.
– Дай лист и ручку.
– Что?
– Твой портфель: дай мне бумагу и чем написать.
Немного повозившись, Шерлок извлек из портфеля огрызок карандаша и отпечатанный с одной стороны лист. Положив бумагу на колено чистой стороной вверх, Джон начал писать:
– «Я, нижеподписавшийся Джон Х. Ватсон…»
– «…находясь в здравом уме и твердой памяти…» – подсказал Шерлок. Он встал коленями на сидение и теперь дышал ему в ухо, заглядывая через плечо.
– А это зачем?
– Чтоб ты мне потом не сказал, что я просто голову тебе задурил!
– Ну ладно. «…находясь в здравом уме и твердой памяти, клянусь…»
– «…торжественно клянусь…»
– Почему вдруг «торжественно»?
– А чего тебе не хватает? Фанфар и шампанского? Ты мою судьбу решаешь!
– Ладно-ладно, – фыркнул Джон, выводя на бумаге. – « …торжественно клянусь, что никогда не потребую, чтобы мой сын, Шерлок Холмс, занимался музыкой…»
– «…или чем-либо, связанным с музыкой…»
– «…или чем-либо, связанным…»
– «…или какой-либо другой деятельностью…»
– «…какой-либо другой…» Погоди, ты что, меня за идиота держишь? Этак тебя и посуду вымыть не заставишь.
– Ну ладно, ладно, – замахал руками сконфуженный Шерлок. – «…без его желания». Теперь подписывай. Дата.
И Джон подписал, робко надеясь, что сын не станет использовать образец его подчерка для каких-нибудь личных нужд.
Он сложил лист пополам и только тогда заметил, что же было напечатано с обратной стороны.
– Тест, тест по литературе?
– Угум, – согласно пробормотал что-то Шерлок, пытаясь вытянуть из его пальцев лист.
– Постой-ка, на нем завтрашнее число.
– Возможно, это потому, что нам его еще не давали.
– Так почему он оказался у тебя?
– Потому что учительница по литературе приклеила пароль от ноутбука к монитору! Ну кто так делает?
– Шерлок!
– Да я все равно ничего не решил!
– Тем более! Верни карандаш. Мы приедем минут через двадцать. Итак, первый вопрос…
___________________
*ЛСО – Лондонский симфонический оркестр.
Каждый раз перед очередным конкурсом, в котором участвовал Шерлок, у Джона что-то трепыхалось внутри. Странное волнение, самим Шерлоком, очевидно, не испытываемое.
Впервые оно себя проявило вскоре после того, как для «мистера Холмса» было сделано исключение, и ему, семилетнему, разрешили соревноваться в старшей группе.
До сих пор он всегда выигрывал и считал это правильным.
Джон уже успел привыкнуть к схеме: закулисная суета в гримерках, взгляды, бросаемые Шерлоком на остальных претендентов (не столько презрительные, сколько недоумевающие, мол, что они вообще здесь делают?), потом ярко освещенное пространство сцены, выступления – одно, второе, и вот выходит Шерлок.
Чуть откинув голову, он смотрит на софиты и лишь за мгновение до того, как устроить свою любимицу на плече, бросает взгляд вниз, на Джона, на пустое место рядом с ним (Мэри болеет уже не первый месяц, но Джону требуется много больше времени, чтобы избавиться от привычки покупать два билета). И только тогда начинает играть, и мир замирает.
Джон не слишком хорошо разбирался в музыке, он занимался ей лишь в далеком детстве, после того как мать решительно заявила, что он не станет солдафоном, и попыталась привить ему тонкий вкус и уважение к искусству. Отчасти у нее получилось – пусть он и не смог бы наиграть что-то кроме собачьего вальса, да и школьный кларнет казался чужеродным в руках, привыкших к медицинским инструментам, но полученных знаний хватало для того, чтобы не задумываясь отличать Баха от Бетховена, мурлыкать в душе кое-что из Бизе и понимать насколько потрясающе играет Шерлок. Наверно, поэтому, он никогда не сомневался в его победе и вежливо аплодировал другим выступающим, зная, что очередная грамота уедет все равно с ними и займет свое место в большом альбоме, который осторожно будут перелистывать тонкие, иссушенные болезнью руки.
В тот раз все начиналось совсем по-другому. Сначала его отказались пропустить в гримерку.
– Участники готовятся сами, – буркнула организатор, сверяясь со списком.
– Он со мной, – не останавливаясь бросил Шерлок, но затормозил и обернулся, когда понял, что Джон не следует за ним. – В чем дело?
– Участники готовятся сами, – повторила организатор, преграждая Джону путь.
– Я подожду в зале, – пожал плечами тот, глядя на Шерлока.
– Ну уж нет, ты пойдешь со мной.
– Шерлок…
– Остальные участники… – снова завела организатор.
– Остальные участники, – перебил ее Шерлок, зло прищурясь, – старше меня в среднем лет на десять. Да я без него и на сцену выйти не смогу!
– Э-э-э, – протянула женщина, и воспользовавшись ее растерянностью, он ухватил Джона за рукав пальто и повел за собой.
Они уже завернули за угол, когда Джон все же решил спросить:
– Ты правду сказал?
– Нет, в среднем они старше меня лет на восемь, здесь участники до шестнадцати, помнишь?
– Я не про это. Ты действительно не смог бы выйти без меня на сцену?
– Конечно, не смог бы! У тебя мой костюм и инструмент.
На сцену он тогда вышел обычной своей летящей походкой.
И отыграл великолепно. То есть, другие участники тоже были хороши, но ведь это Шерлок!
Однако со сцены он не уходил – убегал.
Он занял второе место.
Не обращая внимания на возмущенное бурчание, Джон вскочил с места, натыкаясь на чужие коленки, выбрался в проход и побежал за кулисы. Навстречу ему попалась лишь организатор, начавшая что-то говорить о Шерлоке, фото и призах, но он лишь отмахнулся, толкая нужную дверь. В гримерке было тихо – церемония награждения продолжалась, к тому же остальные конкурсанты наверняка захотят еще и сфотографироваться. Так что у него есть минут пять.
Концертные туфли валялись в углу, а Шерлок уже сдирал с шеи бабочку. Он часто-часто моргал, и на скулах алели два гневных пятна. Это остальные дети моргают перед тем, как заплакать. Шерлок же был зол. Нет, не просто зол – в бешенстве.
– Недостаточно технично? Мало опыта? Не классическая постановка руки? – шипел он, раздувая ноздри.
– Шерлок…
Тот обернулся к нему.
– Ты разве не понимаешь, почему? Я не играл хуже! – стянув смокинг, Шерлок запихнул его в пакет и отфутболил к туфлям. – Просто кое-кто из жюри решил, что для старших победа важнее. Еще одна галочка при поступлении в консерваторию!
– Ты играл потрясающе.
– В самом деле?
– Да. У меня дыхание перехватило.
Шерлок передернул плечами, усмехнулся краем рта, и гроза, вроде бы, прошла стороной.
На следующий год его превосходство предстало перед публикой и жюри во всей своей очевидности. Зал аплодировал стоя и вызывал на бис, забыв о лимите времени и других участниках. Получилось не слишком красиво, но Шерлок сиял.
Перед выступлением он уверенно подмигнул Джону, а тот зажал коленями неожиданно затрясшуюся левую ладонь.
Чертов тремор вернулся, разбивая надежду вновь заняться практикой – бывают хромые хирурги, но не бывает хирургов с трясущимися руками. Но тогда Шерлок был счастлив, и ему было почти наплевать. За прошедших пару лет немудрено было заметить систему: хотя рука могла затрястись в любое время, но перед концертами – всегда, обычно с самого утра.
Глянув на часы, Джон пожал плечами. До выступления оставалось минут двадцать, он уже видел каменные стены школы, однако рука, все еще сжимавшая листок с тестом по литературе и его «торжественной клятвой», даже и не думала дрожать. Он хотел, чтобы кто-нибудь ответил – почему, но спросить было некого – ни штатный психолог, ни Шерлок, смотрящий на его ладонь с тем же недоумением, что и он сам, не смогли бы подтвердить или опровергнуть то, что он и так знал.
На самом деле, он страстно желал подтолкнуть Шерлока к музыкальной карьере, и совсем не потому, что любил музыку или хотел однажды, ткнув в афишу, сказать «А это мой сын». И не потому, что считал, что глупо быть гением в определенной области и не использовать это. Он просто хотел, чтобы Шерлок занимался тем, что ему нравится, и был этим доволен. Уже сейчас было понятно, что у младшего Холмса ничего и никогда не будет в жизни «как у всех», и Джону казалось, определенность с карьерными планами внесет некую стабильность в его смутное будущее.
Наверное, он ошибался.
– Мы подъезжаем, – Шерлок потянул листок из его пальцев.
Последний раз зацепившись взглядом за слова «…клянусь, что никогда не потребую…», Джон позволил забрать листок и пожал плечами:
– Знаешь, чем бы ты ни решил заниматься, я все равно буду рад за тебя.
– Даже если я стану сантехником?
– О, тогда я буду просто в восторге! – совершенно серьезно ответил он и, посмотрев на счетчик, полез за кошельком, мысленно прощаясь с новой зимней курткой.
Часа через два, аплодируя кланяющемуся Шерлоку, Джон вспомнил, что забыл дома трость. Нога начала намекающе ныть, но он ее проигнорировал. Главное, рука не трясется.
Он больше беспокоился о Шерлоке, полагая, что его левая, пораненная в пятницу, может устать намного быстрее, но тот играл как ни в чем не бывало. Холмсы не пасуют перед обстоятельствами.
– Ты слышал, как он меня назвал? «Великолепный виртуоз»! Не просто виртуоз, а великолепный! Ну и куда мы теперь?
Они стояли на ступеньках школы: конкурс только что закончился, в зале еще звучали поздравления и сверкают вспышки, но «юное дарование» успело удрать от жаждущих взять интервью, и теперь теребило его рукав. Куртка нараспашку, в правой руке зажат футляр, под мышкой – хрустальная скрипка на золоченом основании, за плечами ранец, а в глазах сменившая восторг тоска.
– Пойдем уже отсюда, а?
Джон заставляет себя думать быстрее.
До ближайшей остановки минут тридцать (а с его ногой все шестьдесят), а потом еще на трех автобусах и метро. Займет это часа три, а то и больше, хорошо, что он отпросился на весь день. Можно снова вызвать такси, но вспомнив закинутые в ящик стола счета, Джон решительно отодвинул подальше эту идею. Можно попросить кого-нибудь подвезти, половина конкурсантов возвращалась в Лондон, однако представив в одной машине Шерлока, прижимающего к себе награду и без умолку анализирующего таланты и умственные способности окружающих, и одного из проигравших ребят, он отбросил и эту мысль тоже.
– Пошли.
Вчерашний дождь умыл тротуар и рыжую листву. Джон быстро вспоминает, как любил раньше долгие прогулки, и рюкзак за плечами, куда Шерлок успел уже запихнуть свою награду, совсем не кажется тяжелым.
А младший Холмс и вовсе в восторге носится кругами, задавая ему тысячу вопросов, сам же на них отвечая и споря с самим собой. Больше всего он сейчас напоминает кудрявого длинноногого щенка, спущенного с поводка. Настроение у Шерлока радостное, у Джона тоже, поэтому он, особо не задумываясь, задал первый пришедший в голову вопрос:
– А почему, собственно, «мамуля»?
– А как еще? – не задумываясь, откликнулся Шерлок. – Не «доктором Ватсоном» же нам тебя называть.
Джон пожал плечами. В семье Холмсов и в самом деле не было принято называть кого-то третьего по имени при разговоре друг с другом. Рассказывая Мэри о чем-либо, он обычно говорил «младший сын», «старший» или просто «наши мальчишки». Майкрофт все чаще называл Шерлока «мой дорогой брат», и Джон совсем не был уверен, а не брал ли он слово «дорогой» в язвительные кавычки (как ни крути, а чем старше становился Шерлок, тем дороже им обходились его эксперименты). Шерлок иногда говорил «мой занудливый брат», копируя преувеличенно вежливые интонации Холмса-старшего. Но Джон понятия не имел, как они называют его между собой. «Мамуля» его озадачила.
– По-моему, вполне нормально, это как титул.
– Серьезно?
– Ага. Ты как за маму.
– Хм-м…
– Ну не за отца же! – пренебрежительно фыркнул Шерлок.
– Ну, мне было бы приятно, назови вы меня так.
– Но это было бы неправдой.
– Да, но это общепринятое обозначение родителя мужского пола.
– Плевать на пол, я не про то. «Мама» – это статус. Тебе подходит больше.
– Да неужели?
– Да, тебя мы любим. – Джон споткнулся на ровном месте, а Шерлок продолжил беззаботно: – Я есть хочу. Что там тебе Майкрофт умудрился приготовить на обед?
Вскоре они уже сидели на остановке, и Джон достал коробку с ланчем. Шерлок внимательно рассмотрел сэндвич и слегка завистливо вздохнул:
– Ты только брату моему не говори, но все-таки он гений! – и, отлепив кусок с шоколадной пастой, остальное протянул Джону. – Полагаю, это его способ поздравить меня с победой.
– Ты думаешь, он знал, еще до того, как…
– Ты редко ешь сладкое, и никогда – с хлебом. Это точно для меня. Как и газировка. А вот банка кофе – тебе. Впрочем, хочешь – поменяемся?
– Да ни за что.
– А я тогда соглашусь, чтоб ты продиктовал мне сочинение.
– Только один раз отхлебнешь, понял? Один!
– Какая гадость!
– А я что говорил?
– Зачем вы вообще это пьете?
– Кто – мы?
– Вы – взрослые! Отдай мне газировку.
– Держи. И можешь не перерывать портфель, я изъял ту резиновую маску, что ты прикупил вчера тайком в лавке приколов.
– Но я потратил на нее все карманные деньги!
– А я не хочу, чтоб у водителя случился сердечный приступ. Вставай, этот автобус, кажется, наш.
Где-то между двумя пересадками Джон вспомнил о вчерашней встрече с «дамой с чешской фамилией» и порадовался крутому телефону с выходом в Инет. Он нашел страничку бывшего сослуживца, убедился, что тот действительно стал детективом, и отослал ему письмо, кратко обрисовав ситуацию и приложив фото.
Дело было сделано, душа успокоилась, и Джон, радуясь передышке, довольно откинулся в кресле, прикрыв глаза. До их остановки с очередной пересадкой было минут семь, и главное не задремать и вовремя разбудить тихо сопящего в шарф Шерлока, по-прежнему обнимающего футляр со скрипкой.
Народу в автобусе было немного, но тихие разговоры, чья-то музыка, прорывающаяся из наушников, шум мотора и водительское радио создавали ровный устойчивый гул. Непонятно, как Джон вообще услышал этот звук – тихий хрип на вдохе. Но тело, движимое то ли инстинктами, то ли чем-то, что засело так глубоко в подкорке, что уже даже не определялось, среагировало раньше, чем он успел сообразить: вскочив со своего места, Джон заозирался. И через секунду раздался вопль:
– О Боже, Джин, что с тобой? Что с тобой, Джин? – молодой человек в красной куртке тряс за плечо сидящую рядом девушку. Та дергала свой шарф, царапая кожу и силясь вдохнуть еще хоть немного.
Бледность, выраженный отек гортани, синюшные губы и кончики пальцев. Анафилактический шок.
– Остановите автобус! – заорал Джон и, хватаясь за высокие спинки кресел, побежал вперед по проходу. – Остановите!!
Автобус вильнул к обочине и затормозил. Джон завалился вперед, но удержался, выпрямился и отпихнул парня.
– Отстаньте от нее, я врач!
– Что случилось? Что случилось?
– Да заткнетесь вы?
Действовать надо было быстро, но здесь, в узком проходе, среди толпы вскочивших с мест людей, и развернуться-то было негде.
Натужно крякнув, Джон вытащил девушку из кресла и подхватил на руки.
– Откройте двери! Шерлок, хватай вещи и быстро за мной!
Кто-то успел выскочить вперед него и расстелить свою куртку прямо на асфальте. Положив на нее девушку, уже потерявшую сознание, он одной рукой зафиксировал нижнюю челюсть и язык, повернув ей голову на бок, другой развязал на ней шарф и принялся расстегивать куртку.
– Шерлок, твой портфель, аптечка!
Господи, благослови Майкрофта, догадавшегося ее туда запихнуть! В его рюкзаке тоже была, но на самом дне, хотя и она ему потребуется, но сначала – вот они! Адреналин. Физраствор. Осторожно введя иглу и почувствовав, как постепенно опускается поршень, Джон смог перевести дыхание.
– Теперь мой рюкзак. Аптечка на самом…
– Я знаю, – перебил Шерлок, уже засунув руку в нутро рюкзака по самый локоть. – Что достать?
– Белая коробка, одноразовые скальпели – достань один, но не вскрывай. Спиртовые салфетки: протри руки и дай пару мне. Достань из упаковки одноразовый шприц, вынь иглу и поршень и положи пока обратно. Будем надеяться, что все это нам не понадобится. Где ее парень?
– За твоей спиной.
Джон обернулся, не меняя позы:
– На что у нее аллергия?
– У нее аллергия?!
– Она что-нибудь ела?
– Что?
– Ела что-нибудь?
– Н-нет, вроде нет.
– Пила? Газировку, сок?
– Я н-не…
– Новые лекарства, антибиотики?
– Н-не знаю…
– Вы же сидели рядом, как она себя вела? Болело что-нибудь? Чесалось? Думайте, ну!
– К-кажется, она сказала… ей казалось, ее кто-то укусил. В ногу, над коленкой.
– В какую?
– П-п-пр..
– Ясно! Шерлок, жгут! И кто-нибудь догадался позвонить в скорую?
Следующие пятнадцать минут он запомнил посекундно – в основном потому, что диктовал Шерлоку, когда и что делал, и какова была реакция. Девушка дышала с хрипами, тяжело, и пару раз Джон брался за скальпель, мысленно намечая линию разреза. Шерлок присел рядом, на куртку Джона и спокойно записывал на вырванном из тетради листе необходимую медикам информацию, отвлекшись лишь пару раз. Первый – когда они, склонившись вместе над ногой девушки, изучали пятно воспаленной кожи.
– Я не вижу жала, – пожал плечами Джон, – скорее всего, это не пчела и не оса.
Подумав немного, Шерлок достал из кармана лупу, покрутил ее так и эдак и согласился:
– Жала нет.
Во второй раз, когда стали уже видны мигалки скорой, а Джон задался вопросом, следует ли вводить еще одну дозу адреналина, или дождаться приезда медиков, пришла смска. Пощелкав кнопочками, Шерлок хмыкнул:
– Майкрофт. Спрашивает, что ты делаешь на юТубе.
– Вот черт.
– Ты стал героем дня минут на двадцать.
– Проклятье.
– Зато твои коллеги, может быть, нас подвезут? А то в автобусе тебя теперь в покое не оставят.
Их действительно подвезли, но не скорая, к великому огорчению Шерлока, успевшего приметить сквозь распахнутые дверцы много всего интересного, а просто проезжавший мимо парень, притормозивший, чтоб полюбопытствовать, а что же тут произошло.
Вдруг в открытое окно его машины сунулась кудрявая голова и объявила:
– Он только что спас человеку жизнь, а я ему ассистировал. Но у нас нет бэтмобиля, может, подкинете до города?
– Откуда ты знаешь про бэтмобиль? – Комиксы – это, пожалуй, последнее, что мог представить себе Джон в руках у Шерлока в качестве чтива.
– Одноклассники! Подожди еще пару лет, и моя голова окажется набитой кучей всякого бесполезного хлама. Вроде нашей кладовой. Ты хоть примерно представляешь, сколько там всего хранится? А ведь мы переехали не так давно.
– Треть этих вещей – твои награды, изобретения и те подарки на дни рождения и Рождество, которые ты решил не распаковывать.
– Я и так знаю, что в них, они бесполезны, а в моей комнате не так уж много места.
– Но чертовы статуэтки!
– Я хотел сначала отдать их мистеру Крамеру, но он сказал, что такая наглядная демонстрация успехов одного ученика может плохо сказаться на мотивации других. Почему – я так и не понял, но не настаивать же, верно?
– Да уж. Кстати, ты сейчас к нему?
– Да, он все переживал, что я не поеду.
– И ты хочешь его успокоить?
– Нет, я хочу показать твою «торжественную клятву». Может, тогда он перестанет суетиться, приглашая своих знакомых по музыкальному цеху, чтобы меня послушать и оценить. А ты в госпиталь?
– Нет, я с тобой.
– Что? Зачем?
– Давно пора поговорить с вашим директором. Полагаю, у него ко мне будут вопросы.
– Нет-нет, это совершенно излишне!
– Шерлок…
– Да я сам все тебе расскажу!
– Не то чтобы я тебе не доверял, но предпочитаю услышать некоторые вещи от лица не столь заинтересованного. И кстати, интересно, почему мне не рассказал Майкрофт, если есть что рассказывать? А если нет, то тебе и бояться нечего.
– Майкрофт кое о чем замалчивал. Возможно, потому, что я его шантажировал, или потому, что сам считал все это незначительным…
– Ты шантажировал Майкрофта?! Серьезно? – Как Джон ни старался, но в его голосе слышалось скорее восхищение, чем упрек. – Как тебе это удалось?
– О, это давняя история, думаю, ты ее и так знаешь. Просто не складываешь все факты… Ты ведь в курсе, как трепетно Майкрофт относится к своему имени? Никаких сокращений. Я, впрочем, тоже, но не так сильно бешусь.
– Но я пару раз слышал, как мама называла тебя «Локи».
– Мама любила мифологию, думаю, ей казалось это забавным*. Так вот, Майкрофту было совсем не весело. Первый раз это случилось, когда мне было года два. Мы вместе с мамой заехали забрать его из школы, ее подозвала учительница, а меня оставили играть с братом и его друзьями – они строили модель лунохода…
– И ты ее сломал?
– Хуже, я назвал его «Майки».
– «Майки»?
– Да, раз пять. Он, конечно, смотрел на меня сердито, но я ведь просто плохо тогда выговаривал некоторые звуки, так что мне сошло с рук. Но это было еще не самое страшное. На следующий день все одноклассники уже звали его только так. А через неделю – и учителя. Его спас перевод в Хэрроу.
– Я так понимаю, это еще не конец?
– Нет, через пару лет история повторилась. Я не то чтобы специально его так назвал, просто подразнить хотел, он тогда был ужасным воображалой. Да и всего-то один раз произнес, но опять же рядом были его товарищи по бильярдному клубу, и они до сих пор зовут его только так.
– И поэтому…
– И поэтому, когда я пригрозил, что могу «случайно» обмолвиться в школе, он быстро согласился, что некоторые моменты не настолько важны, чтоб тебя из-за них беспокоить… – довольно улыбнулся Шерлок.
– Очень мило с его стороны.
– Да, я тоже так подумал.
Глянув в окно, Джон обернулся к водителю:
– О, вот и наш район. Спасибо, что подвезли. Вылезай, думальщик… и вещи не забудь… и скажи «спасибо»!
– Спасибо, дорогой водитель! Но вы зря прячете сигареты, ваша матушка все равно знает, что вы курите.
– Шерлок!
Все общеобразовательные школы выглядят одинаково, по крайней мере так казалось Джону. Эта мало чем отличалась от его собственной, и он прекрасно понимал, что братьям Холмс здесь не место. Сыновья известного музыканта и женщины, аристократизм которой проявлялся в каждом жесте, слове, поступке, должны были обучаться в Хэрроу или какой-нибудь другой, столь же престижной школе, где их происхождение было бы уместно, а незаурядность воспринималась бы с должным энтузиазмом. Поначалу так оно все и было, но вскоре стало понятно, что им придется переехать в район попроще, да и Хэрроу для Майкрофта в следующем году их бюджет не потянет. Наиболее подходящей, наверное, была бы ближайшая к дому школа, однако в этой работал мистер Крамер, преподаватель Шерлока, к которому он мог прийти сразу после занятий, перекусив в кафе при школе.
– Так, – принял на себя командование Джон, убедившись, что у директора и впрямь сейчас приемные часы, – мигом туда и обратно. Вернешься и будешь ждать меня в приемной пока не позову. А если позову, будешь вести себя вежливо!
– Улыбаться и молчать!
– Хм, верно.
Директор встретил его слишком радостно. Одно это должно было уже насторожить Джона, но он почему-то решил, что сегодняшний день и так превзошел сам себя по своей событийности, так что больше сюрпризов быть не должно. Но он совершенно выпустил из виду, что сегодня понедельник, а ненавидит он понедельники совсем не просто так.
Первые пять минут озадачили – он никак не мог понять, за того ли его принимает директор. Дважды уточнив, что является опекуном братьев Холмс, Джон все же поверил, что за того. Однако говорили они о совершенно разных детях. В основном, конечно, об одном конкретном ребенке. Директор сыпал прилагательными, а он лишь таращил глаза, не понимая, чего, собственно, вообще от него хотят – «ленивый», «невнимательный», «равнодушный к новому» – это точно не о его сыне. На пятнадцатой минуте он впал в некую прострацию, задумчиво изучая картину за директорской спиной и кивая в такт речитативу. Из ступора его вывел Шерлок, проскользнувший в чуть приоткрытую дверь и усевшийся рядом. Джон было обрадовался: кто-кто, а уж Шерлок-то всегда умел превращать подобную тягомотину во что-то забавное. Но тот, зеркально скопировав его позу и даже также приподняв бровь, тоже принялся кивать. Теперь со стороны они, наверное, напоминали двух печальных собачек с пружинками вместо шей.
Минут через пять, когда Джон стал уже засыпать, директор замолчал, очевидно, ожидая от них какой-то реакции и, не дождавшись, спросил:
– Вы со мной согласны?
– М-м? – приподнял брови Джон.
– Так вы согласны?
– У меня остались вопросы. Я так понял, вы ведете они из предметов…
– Историю.
– А ваша жена – литературу? – краем уха он уловил, как тихо фыркнул Шерлок.
– С чего вы взяли?
– Да так, ассоциации. Но теперь я понимаю, почему мой сын так не любит эти два интереснейших предмета.
– Поэтому я предлагаю перейти на иной темп обучения…
– Полностью с вами согласен, – кивнул Джон и сказал то, что полчаса назад и вовсе говорить не собирался, но чертов понедельник прямо-таки просился стать Днем Важных Решений: – Вообще-то я зашел сказать, что начинаю оформлять бумаги для перевода Шерлока на домашнее обучение.
– Что? – воскликнул Шерлок.
– Что? – повторил директор. – Нет, постойте-ка…
– Разве вы не на это намекали? – Джон встал, расправляя плечи.
– Нет, я…
– Вы получили кучу грантов для школы, козыряя успехами Шерлока, как своим личным достижением. Надеюсь, вы понимаете, что теперь это закончилось. Шерлок, идем.
Исключительно по привычке кивнув на прощание и игнорируя несущиеся вслед фразы из мрачных предупреждений и увещеваний, Джон устремился к выходу. На ходу он обернулся к подпрыгивающему рядом Шерлоку – тот светился суперновой, блестел счастливыми глазами и улыбался во весь рот.
– Знаешь, а пожалуй, я был не совсем прав, – начал Джон. – Не бледней, я не про это. Я о вежливости. О, ну помнишь, быть милым…
– …улыбаться и молчать!
– Именно. Но похоже, в отношении тебя это замечательное правило действует только в исключительных ситуациях. И я наверняка пожалею о своих следующих словах, но предлагаю сделать так: никогда не забывай здороваться и вовремя вставлять «спасибо» и «пожалуйста», а в остальном – говори, что считаешь нужным, так будет легче. Тебя, конечно, будут считать ужасно бесцеремонным, но никто не назовет дурно воспитанным.
– Серьезно? Но ведь сегодня не Рождество, а у меня столько подарков.
Покосившись на левую руку, Джон лишь плечами пожал. Рука не дрожала. Нога не болела, и он только сейчас, впервые за много часов, вспомнил о трости, которой с ним не было и которая, похоже, была и вовсе ему не нужна.
Он мог бы сказать Шерлоку, что жизнь по новым правилам может начинаться не только в Рождество, но какого черта? Его впереди ожидал совсем не праздник.
Он переведет Шерлока на домашнее обучение, а сам попробует вернуться в хирургию. Или перейдет на «скорую» – ночные смены, за них много платят, а днем сможет помогать юному гению усваивать школьный материал. И может быть, однажды, когда-нибудь, в глазах Шерлока блеснет тот самый огонь, что заставил его самого однажды взять в руки Атлас анатомии и сказать себе: «Да, это – мое, это – навсегда».
– Абсолютно серьезно.
Вечер выдался на удивление спокойным.
То, что нужно – после такого-то дня.
Сосредоточенно разглядывая замороженную курицу, Джон как раз прикидывал, что бы такое приготовить на ужин, чтобы хватило и на завтрашний обед, когда его отвлек Майкрофт. Он только что вернулся и, даже не скинув пальто, прошел в кухню.
– Не мог бы ты кое в чем мне помочь?
– Если это в моих силах.
– Я видел в кладовой боксерскую грушу – помоги мне вынести ее и установить? И кажется, я видел у тебя пару перчаток… И если найдется время показать, с чего начинать…
– Бокс? Ты решил заняться боксом?
– Хм…
– Майкрофт Холмс, у меня был совсем не простой день, поэтому лучше тебе расколоться быстро…
– Я больше не могу заниматься с Грегом за деньги. Но помощь с математикой ему по-прежнему нужна, и он предложил обмен: я пытаюсь привить ему азы математики, а он мне – основы бокса. Он придет через пару часов, и мне не хотелось бы выглядеть совсем идиотом…
– Ты действительно готов предстать перед кем-то в потных футболке и штанах?
Поправив идеально белые манжеты, тот тоскливо вздохнул:
– Говорят, любовь подразумевает жертвенность…
– Верно, – хмыкнул Джон и, бросив курицу в раковину, вытер руки. – Иди переодевайся. А я пока откопаю грушу.
Сытный ужин навевал дремоту, но Джон уверял себя, что спать еще рано. Старшие мальчишки увлеченно колотили в подвале грушу, позабыв про ужин, перекусивший Шерлок вернулся к процессу гипнотизирования машинки.
Выдались свободные минутки, и Джон решил заняться хоть чем-то полезным. Но как известно, все хорошее заканчивается поразительно быстро.
– Можно войти? – поинтересовался Шерлок и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь в его комнату.
– Нет.
– А чем ты занимаешься?
– Ничем.
– Ух ты, это что – голая девушка?
– Шерлок…
– Разрезанная голая девушка?
– Шерлок, это запись операции. И я не думаю, что тебе следует это видеть.
– Не больно-то и хотелось, – пожал плечами тот, глянув на погасший экран. – Я, вообще-то, пришел сказать, что Майкрофт нарядился в свой лучший костюм, а второй свой лучший костюм дал Лестрейду. Они вроде как куда-то собираются, но братец говорит, что к двенадцати будет дома…
– Ладно. Что-нибудь еще?
– Может, почитаешь? Ой, ну только не надо улыбаться с выражением лица «Ну я же говорил!».
– Все-все, больше не буду, – рассмеялся Джон. – Принес книгу? Устраивайся поудобнее… Хэй, это мой плед!
– Не будь жадиной, дай хоть половину!
– Хватит ерзать! Успокоился? – выдержав короткую паузу, Джон начал: – «Это был очень длинный, суетный, но ужасно правильный день…»
– Глава не так начинается! – вскинул голову Шерлок.
– Конечно нет, это про нас. А на Корфу… «Шли последние дни уходящего лета…»
_______________________
*Локи – популярный персонаж скандинавской мифологии, тип мифологического плута (трикстера), в котором переплетены черты комизма и демонизма.
Трикстер (англ. trickster — обманщик, ловкач) в мифологии, фольклоре и религии — божество, дух, человек или антропоморфное животное, совершающее противоправные действия или, во всяком случае, не подчиняющееся общим правилам поведения.
@темы: шерлок ввс, непростая простая, фикрайтерство
-
-
14.09.2012 в 20:12очень понравился, спасибо!